– Маленка? – Очи Любляны полыхнули. – Вот стервь! А обещала…

– Оденься уже.

Арей повернулся спиной и, кинувши летник – боярыня его не взяла – на лавку, вышел. Он успел спуститься с крылечка, вдохнуть горячий воздух – ветер-суховей принес с восхода терпкий травяный запах – и потянуться. Захрустели кости, потянуло спину…

– Помогите! – Тонкий женский крик всколыхнул полуденное марево.

А ведь солнце и вправду высоко поднялось.

Что-то заспался он.

Закружился с сонницей.

– Помогите! – Любляна вылетела на крылечко, сжимая кулачком полы разодранной рубахи. Белые полы разлетались. – Помогите! Кто-нибудь…

Волосы встрепаны.

Губы искусаны в кровь.

Из глаз слезы льются ручьями… и странно, что плачущая боярыня остается красивой.

– Помогите, – всхлипнула она, падая в пыль.

– И чем же тебе помочь, милая? – поинтересовалась Марьяна Ивановна, из малинника выбираясь.

Любляна ручку вытянула, на Арея указывая:

– Он… он… он меня…

И зашлась в рыданиях. Арей же почувствовал себя дураком.

– Я… – Любляна сидела на лавке, закутавшись в лоскутное старое покрывало. – Я решила зайти… словом перемолвиться… я думала… я верила…

Круглое личико.

Носик востренький.

Бровки светленьки. Кожа что парпор, ажно светится изнутри. И главное, слезы-то ее не портют. Я от, если пореветь вздумается, разом становлюсь страшна, что чудище из бестиарию. Нос пухнет и краснеет, глаза заплывают.

А эта…

Маленка сидит и сестрицу по плечику гладит. Да на Арея глядит так… вот как на насильника глядит.

– Он ведь… а он… – Любляна дрожащею ручкой слезу смахнула.

Егор нахмурился.

И к шабельке потянулся.

– Охолони. – Архип Полуэктович царевичу на плечико рученьку положил, да так, что плечико этое и прогнулось с Егором разом.

– Да как он…

– Вот и мне интересно, как он… – Марьяна Ивановна в уголочке устроилась со своим вязаньем. Спицы скачут, петлю за петлей сотворяя, и так ловко перекидвают, что я ажно и загляделась. – Средь бела дня… людей не побоялся.

И на Арея глянула.

Тот стоит.

Молчит.

Лицом закаменел. Оно и понятно, небось в таком обвинить – девку снасильничать – не косу у соседа попортить.

– Ничего сказать не хочешь? – Марьяна Ивановна клубочек с колена на колено переложила. А шерсть-то крашена в алый, да хитро так, с одной стороны ярко, а с другой – блекленько. Вот и выходит вязание ейное рябеньким…

– Врет она, – процедил Арей сквозь зубы.

И Любляна слезами зашлась.

– Да как ты смеешь! – Зато Маленка молчать не стала. Подскочила и на Арея кинулась, застучала кулачками по евонной груди. – Сволочь! Скотина!

– Цыц! – Архип Полуэктович царевну за шкирку ухватил да поднял, тряхнул легонько. – Значится, будем разбирательство учинять? Обвинение-то серьезное…

И на Любляну глядит. А та только слезы смахнула и кивнула, мол, разбирайтеся.

– Если он и вправду…

– Пусть женится, – сказала Маленка, из-под руки наставника выворачиваясь. – Опозорил сестру, пусть теперь…

– Женится, значит? – Архип Полуэктович этак бровку приподнял, удивление выражаючи. – И вы не против того, чтобы сестру родную в жены насильнику отдать?

– А кому она теперь, опозоренная, нужна? – Маленка села рядышком с Любляной и приобняла. – Не переживай, дорогая… все будет хорошо.

У кого, интересно знать? Я Кирееву руку – придерживал меня, болезный, опасаючись, что сотворю чего неладного, – с плечика-то скинула и к Арею подошла. Взяла за руку.

– Не ведаю, – сказала, на Маленку глядючи, – чего ты с сестрицею задумала, да только Арея обвинять облыжно не позволю.

– Тише, Зославушка. – Марьяна Ивановна спицы собрала да в клубочек воткнула. Этак воткнула, что ажно Архип Полуэктович подскочил и на шажок отодвинулся. – Мы пока никого не обвиняем… мы попытаемся разобраться, что же произошло. Это не так сложно, думаю, будет. Слепок…