Шли дни. Я питался и накачивался. Про меня, определённо, забыли. Или где-то что-то происходит? Такое, что всем не до меня.

Когда отпуск стал подходить к концу, обратился к мужчине, что работал по дому, с вопросом, как доехать отсюда до вокзала?

– А я машину вызову. Тебе завтра нужно?

– Завтра. На Одессу.

– Тогда, как позавтракаешь, тут и заедут за тобой.

Всё так и вышло – на другой день я сел в подкатившую легковушку и получил от водителя билет. Это хорошо, а то моих денег хватило бы только впритык. А так, я ещё успеваю пробежаться по привокзальным магазинам и поискать подарок своей Мусеньке. Только вот чемоданы, а их у меня теперь два, придётся оставить в камере хранения.

– Я завезу тебя в магазин по дороге, чтобы ты мог запастись едой, – словно прочитав мои мысли, сказал водитель. – Все командированные так делают. Ты-то молодой совсем. Небось, в первый раз?

– Да. Спасибо, дяденька, что надоумили. А мне бы сначала куклу сестрёнке купить. Настоящую, фабричной выделки. А где они продаются, не знаю.

– Это не беда, потому что я знаю. Со мной не пропадёшь.

Купил я и куклу в красивом платье, и хлеба, и сала шматок. И в поезд сел без проблем. Опять был мягкий вагон, купе на двоих и молчаливый попутчик, всю дорогу глазевший в окно. Он с собой провизии не прихватил, так что я его каждый раз любезнейшим образом приглашал разделить со мной трапезу. Доехал без приключений.

В аэроклубе не посмотрели, что я с дороги – сразу запрягли делать ревизию снятому с машины мотору, поэтому до села я добрался, когда уже начинало смеркаться. Мусенька мне обрадовалась, а после получения подарка долго и задумчиво на него смотрела.

– Это что? Намёк? – спросила она наконец.

Я некоторое время тупил, пока не смекнул, что она как-то специфически восприняла моё подношение. Бывает такое с женщинами, когда непонятно, отчего она надулась или пришла в восторг. Но ясность внесли сестрёнки:

– Мама! Смотри! Шурик Муське ляльку подарил!

Вот, поди, сообрази, что невинный подарок могут воспринять в качестве намёка на будущих детей!

И ведь восприняли – позвали к столу.

Зима в этих местах слякотная. Летная погода бывает редко и не подолгу. Поэтому работы в мастерских шли неспешно, планово. Ни авралов, ни переработок. Свободного времени у меня было достаточно – я вернул своему самолёту старые элероны и настроил тяги. А потом призадумался. Крыло-то у меня хорошее, но ни мотора к нему подходящего нет, ни фюзеляжа я толком не сделал. В зимнее время на нём неуютно, да и летом прохладно под постоянно набегающим потоком воздуха. И никак не облагородишь подобную каракатицу в пределах заложенной в неё концепции.

Аппарат создавался под определённую задачу – произвести впечатление на нужных людей. Теперь он – отработанный материал. Другое дело – крыло, рассчитанное на более существенные скорости, недостижимые без настоящего авиадвигателя. Которого я не в силах раздобыть.

Словом, что-то меня начинало потихоньку тревожить. Будто оставил недоделанным важное дело. Правда, в том, какое это дело, я себе отчёта не отдавал – на глаза мне попался самолёт, вот на него я и вперил свой внутренний взор.

Маета эта продолжалась до февраля, до прихода на моё имя письма от Валерия Павловича. Его известность в эти годы не так велика, как после знаменитого перелёта в Америку через Северный полюс, но среди авиаторов он – человек авторитетный.

– Так ты с самим Чкаловым знакомство водишь? – спросил начальник аэроклуба, лично вручая мне конверт.

– Встретились в Москве, когда был в отпуске, – ответил я уклончиво. – Случайно разговорились в трамвае про авиацию, вот он меня и запомнил.