Меня приковали цепями к стулу, столу и к полу. Так запугивали многих подозреваемых. А я их допрашивал. И никогда не задумывался о том, как они себя ощущают и с чего бы это кому-то ждать откровений от человека, которого вот так сковали.

Я принялся рваться из цепей, но боль от побоев накануне была так сильна, что я быстро сдался.

Стоило мне прекратить двигаться, как время сгустилось вокруг меня, словно янтарная смола вокруг мошки, сделавшей всего один маленький неверный шаг. Я слышал собственное дыхание, чувствовал пульс в висках. В тот момент я понял фразу «отбывать срок». Я был этим отбывающим.

И вот когда я уже отчаялся, в комнату вошел высокий, а возможно, кто-то скажет, что красивый, ирландец.

– Глэдстоун, – выдохнул я как слово молитвы.

– Выглядите вы дерьмово, ваше величество.

– И разит от меня мочой.

– Я уж не стал об этом, – проговорил он, усаживаясь на металлический стул напротив моего. – Мне позвонили и сказали, что ты отправил заключенного в лазарет, а следом за ним еще троих охранников, чтобы ему там не было скучно. Одному ты нос сломал, другому – челюсть.

Я невольно ухмыльнулся и увидел, как моя боль отражается в глазах Глэдстоуна.

– Что с тобой, Джо?

– Да здесь просто дурдом какой-то, Глэд. Меня били, ножом полоснули, облили мочой. И никому никакого дела.

Сержант Глэдстоун Палмер был высок и поджар – метр девяносто, на целых десять сантиметров выше меня, губы его всегда улыбались или вот-вот были готовы улыбнуться. Он пристально поглядел на меня и покачал головой.

– Ну и дела, парень, – проговорил он. – Они на тебя накинулись, как свора собак.

– Кто подписал бумаги по девчонке? – спросил я.

– Они пришли по электронной почте от главы департамента, я позвонил в офис, но они сказали, что никто такого письма не отправлял.

– Я ее не насиловал.

– Было бы легче, если бы член у тебя не был такой большой и черный. Только глянешь, как она на него смотрела, сразу легко представить, как она перепугалась.

– А остальная часть видео?

– Единственная камера там в гостиной, и это все, что на нее попало.

И тут я вспомнил, что она захотела подняться наверх, в постель, после первого акта нашей трагической драмы. Это был план.

– Меня подставили, Глэд.

Мой друг поморщился и снова покачал головой.

– Меня подставили!

– Слушай, Джо, – проговорил он после почти полуминутного молчания. – Я не говорю, что это не так. Но все мы знаем, какой ты бабник, и есть еще одно обстоятельство.

– Какое?

– Если это подстава, то выполнена она безупречно. На основании видеозаписи и показаний девушки тебя взяли как истязателя. Боже правый, ты же ее за волосы тянул!

– Она сама попросила, – попытался объяснить я, прекрасно понимая, как эти слова прозвучат в суде.

– На пленке нет звука. А выглядит все так, будто она просит тебя прекратить.

Я хотел сказать хоть что-то в свое оправдание, но не смог найти слов.

– Но проблема даже не в этом, – продолжил Глэдстоун. – Проблема в том, что у тебя есть враги. Сильные и влиятельные настолько, чтобы достать тебя здесь и прикончить.

– Мне надо покурить, – только и сумел ответить я.

Мой единственный в мире друг прикурил «Мальборо», встал и подал мне сигарету. Зажав ее губами, я глубоко затянулся, задержал дыхание, потом выпустил дым через нос. Ощущение было великолепное. Я кивнул и снова затянулся.

Никогда не забуду, как холодно было в этой комнате.

– Спокойно, Джо, – произнес мой друг. – Ты особо не болтай про подставу ни здесь, ни с адвокатом. А я в это дело вникну и еще поговорю с главой департамента. У меня есть контакты в его конторе. Да и здесь я знаю пару людей. Уберем тебя из общего отстойника и посадим в отдельную камеру. По крайней мере, ты будешь в безопасности, а я пока тут поколдую.