– Похож.

– Не похож.

– Да похож, смотри какой взгляд. К тебе тоже страшно подойти, когда ты не в настроении.

– Пфф. Бред.

Мы сидим на корточках перед Матвеем минут десять. Разглядываем его, а он нас с Серегой. Поначалу малой отвернулся к стенке, когда новый человек в гостиную зашел, а потом, когда мы заняли изучающие позиции, друг из кармана вытащил небольшую черную машинку и поставил ее перед Матвеем. И тот немного начал проявлять интерес. Сначала на Серегу косился, потом на игрушку.

Серый, заметив это, начал машинку катать по полу. Прямо, с поворотом, с виражами, заносами и кувырками в воздухе. Разошелся не на шутку. Я бы даже сказал, впал в детство.

– Вжжу–ух! Я Черная молния! – машина взмывает в воздух выше наших голов. – Бабах! – стремительно несется вниз, но резко тормозит перед столкновением с препятствием и плавно замирает на полу.

Серега играется с машинкой как ребенок и ржет также – громко, задорно. А за ним Матвей начал улыбаться тоже. Немного стеснительно, одними уголками губ, но улыбается! И где-то глубоко-глубоко, очень глубоко внутри, меня гложет обида. Почему с Серым у Матвея какой-никакой контакт есть, а ко мне игнор? Так-то я вроде как родной.

Несколько минут наблюдаю за другом, а потом отбираю у него автомобиль.

– Хочешь также? –  протягиваю на ладони машинку мальчику.

Тот несмело кивает, хоть и снова хмурит светлые брови. Но в глазах неподдельный интерес к игрушке я заметил.

– Она твоя. Но! Ты вылезаешь из шкафа, и мы идем купаться.

С горем пополам мы с Серегой Матвея искупали. Тот еще квест – мыть ребенка, когда он этого не хочет. Извивается червяком и орет во все горло до хрипоты. Но в четыре руки мы справились, хоть и вымокли сами с головы до ног. Я все пытался в его крике различить хоть какое-то подобие слов. Но увы, одно сплошно "А-а-а-а-а". Даже Серый удивился, что мальчик не разговаривает. И изрядно охренел, когда услышал, что ни одного слова пацан ни разу не сказал. Друг даже попытался разговорить гнома и тоже в ответ ничего.

В общем, с гигиеной кое-как мы разобрались. Всей душой надеюсь, что второй раз мыть ребенка не придется. И как оказалось, горшком (о счастье!) ребенок пользоваться умеет. Хоть один немаловажный вопрос решился.

Одежду малого благополучно постирали в машинке, на Матвея напялили мою футболку, обрезав ее понизу и зацепив прищепками излишки ткани. И слава богам, пацан перестал орать, а наши с другом уши расслабились и кайфуют в тишине. Нам даже разговаривать какое-то время не хочется – сил нет.

Всучили малому автомобиль и устало плюхнулись на диван, на который я предварительно накинул банное полотенце.

Сидим, наблюдаем, как Матвей, ползая по полу, пытается повторить Серегины виражи. Тихий спокойный ребенок, в меру чистый, он даже вызывает что-то подобие симпатии. Не такой уж он и страшный, когда не истерит. Может, понял, что никто его здесь обижать не собирается.

– И что делать с ним планируешь? – кивает Серый на Матвея, что в смешном балахоне с признаками бывшей брендовой вещи натирает коленками ламинат. – Оставишь или полиции сдашь?

– Да я думал… Сдам полиции, отправят его скорее всего в детский дом… Пока мать найдут, да и найдут ли... Внешность у нее обычная, а точных данных ее или каких–либо особых примет я не помню, не знаю. Волосы только длинные светлые, глаза зеленые. Обычная смазливая девчонка. Оставить Матвея у себя – так больше шансов, что Инка одумается и вернется за сыном. Эти пять лет были же у нее какие–то материнские инстинкты? Как думаешь?

– Наверное были…

– Пацан не заморыш, вполне себе щекастый. Но если честно, когда он истошно орет, я с трудом сдерживаюсь, чтобы самолично не отвезти его в ближайший детдом…