Лисиана фыркнула, окинула меня презрительным взглядом и процедила:

– Если бы ты была равной, я бы тебя ненавидела как соперницу, а ты – жалкий недоделок, поэтому только презираю. Папа твердит, что ты красивее меня, умнее и, если бы не твои вечные трусливые сомнения и нерешительность, была бы лучше меня. Но я знаю, что ты никогда не будешь выше. Я первая наследница и полноценная женщина, а ты так и останешься никому не нужной девственницей в надири. В твоем возрасте, Лель, уже стыдно и неприлично носить надири. Все твои ровесницы замужем, и только ты словно уродливое и чуждое пятно на имени нашего рода.

– Ты не совсем права, Лиси: в моем возрасте многие женщины только определяются с суженым, а многие и вовсе откладывают это событие до пятидесяти…

– Лельвил, тебе двадцать шесть, и я больше чем уверена: такую замуж никто не возьмет! Твое одиночество затянется на гораздо более продолжительный период. Даже если твоя красота не увянет лет в двести, тебя, в лучшем случае, ожидает какой-нибудь старый, выживший из ума пень или совсем отчаявшийся бедняга, который никому не нужен… – последнее заявление оказалось еще и слишком актуальным в свете поступившего предложения трехсотлетнего старика.

Широко раскрыв глаза, я с болью и обидой в сердце смотрела на прекрасное лицо сестры и не могла поверить, что она действительно так думает, чувствует и… ненавидит, сама не осознавая, что действительно завидует.

– Ты ненавидишь, потому что отец однажды сказал, что я лучше тебя?

– Лель, ты полоумная? Ты недостойна моей ненависти! А отец хвалит тебя довольно часто. Наверное, считает, что, сравнивая меня с таким ничтожеством как ты, мотивирует быть еще лучше. – Затем выразительно посмотрела на меня и тоном, не подразумевающим возражений, прекратила перепалку: – Довольно, я устала. В отличие от тебя, мне пришлось основательно потрудиться, чтобы добыть перпили.

Видимо, последней фразой она думала меня окончательно добить, но я молча смотрела на нее, переваривая неприятные откровения. Впрочем, ничего, о чем мне не было известно. Она снова фыркнула, но уже не так выразительно, а потом, взметнув подолом серебристого платья, покинула мою каюту. Я же, устало отключив надири, с тяжелым вздохом взяв с собой пояс, поплелась смывать тревоги и усталость трудного дня и отвратительную ненависть родной сестры вместе с уже абсолютно непонятной завистью. Из санблока я вернулась посвежевшая, но еще больше озадаченная. В чем мне завидовать?!

– Принцесса Лисиана, у нас проблемы с пространственными движками. Что-то мешает их работе, нас скоро выкинет из коридора.

Мы с Асиандром отвлеклись от игры «Победители миров» и, сложив фишки на стол, уставились на виртуальное изображение первого пилота. Лисиана, бросив на него мрачный взгляд, ядовито ответила:

– Решите эту проблему. Нам еще несколько часов до выхода из гиперпространства, я не хочу попасть в гости к доргарам или имперцам. У меня лично нет ни желания, ни настроения оказывать одним честь знакомством и посетить с официальным визитом других.

Она грациозно поднялась из кресла и направилась к выходу из кают-компании, лишь на мгновение задержавшись, чтобы, повернув голову на три четверти, бросить мне короткий приказ:

– Лельвил, мне нужно с тобой поговорить.

Подняться так же эффектно мне мешал злосчастный пояс. Тяжело вздохнув, я вырвала себя из объятий кресла под пристальным вниманием Асиандра и направилась за сестрой, провожаемая его напряженным сочувствующим взглядом, Трил недовольно поморщился. Но меня странным образом порадовал тот факт, что, оказывается, не всем нравится поведение моей божественной сестрички. Мой телохранитель даже сочувствует.