Я даже опасаюсь подъехать близко, чтобы ненароком не проколоть шины!

Отлично местные застройщики уберегли эту историческую реликвию, надежно спрятав ее со всех сторон современными высотными зданиями.

— Спасибо, что подвез, — благодарит Семенихина и выходит из авто.

Дети по примеру матери тоже выпрыгивают на улицу.

Смотрю вслед отдаляющимся фигурам, как Нина своими тощими ногами ковыляет по бурьяну, а за ней бегут маленькие человечки. Дима льнет к матери, прижимается к ней, показывая безусловную любовь и доверие вопреки всему.

С каждой новой секундой во мне нарастает лютое напряжение, настолько сильное, что вот-вот разорвет изнутри.

— Нина! — окрикиваю женщину и пускаюсь за ней. — Я бы хотел напроситься на чашку чая.

— Идем, Золотов.

Поднимаемся вместе по скрипучему деревянному крыльцу.

Семенихина достает из кармана пальто ключ и отпирает здоровенный навесной замок.

Юркие мальчишки протискиваются между нами и забегают в избу, не забыв снять обувь.

Первое что запоминается в жилище Нины – запах старины и какой-то безнадежности.

Стены ничем не закрашены, серые. Кровати ветхие, такое чувство, что на одной из них и отдал богу душу тот самый купец, основавший город.

Но стоит отметить, что белье на койках чистое и новое. Да и, вообще, порядок.

— Мы заняли весь первый этаж, — объясняет Нина, бросая сумку на сундук возле входа.

— Понятно. Здесь прохладно.

— Да, печное отопление, — кивает в сторону. — Я набросаю дров в очаг, и станет тепло.

Вижу побеленную русскую печку.

— Только ты, Семенихина, могла вляпаться в такую историю, — осуждающе посматриваю на нее. — Ответь на милость, как твои дети живут в этих условиях? Как уроки делают? Ты что им лучину каждый вечер зажигаешь?

Нина еле заметно злится.

— Ну, во-первых, Максим Леонидович, ты привык к богатству и для тебя все, что не люкс, кажется бродяжнической ночлежкой, а во-вторых, электричество тут имеется.

Женщина щелкает выключателем. Под потолком загорается люстра эпохи моей прабабушки.

Дети особого интереса ко мне не проявляют. Взяли планшет и уселись на кровать.

— И долго вы собираетесь здесь оставаться?

— Нет, — хмыкает она. — Даже чемоданы почти не открывали. Совсем чуть-чуть и переберемся в нормальную квартиру.

Еще раз осмотрев жилище, спрашиваю:

— А где можно сполоснуть руки?

— В рукомойнике, — с улыбкой отвечает и указывает на кухонную зону.

Похоже, женщина пролила уже достаточно слез, чтобы теперь воспринимать свое безрадостное положение с легкой иронией.

Я вроде и делаю шаг к этому допотопному рукомойнику и вместе с тем не могу оставаться безучастным, зная о положении детей и Нины.

Где-то Ниночка настолько умная, что переплюнет и прожженного хитреца, а где-то слишком гордая, что эта самая гордость не дает женщине трезво оценить обстановку.

Подхожу к чудовищному раритету, чтобы вымыть руки, давлю на носик, поднимая его кверху, но вода не течет.

— Нин?

— Ох… вода закончилась, — спохватывается женщина. — На улице до сих пор есть добротный колодец. Он за домом. Сможешь принести немного воды?

В век современных технологий мне дико слышать о каких-то колодцах. И я раздражаюсь, только не могу понять на что именно. То ли на Нину, что предлагает окунуться в крестьянские годы, то ли на жизнь в принципе.

— Всё. Я накушался твоего гостеприимства Нин. Сейчас же собирайте вещи, запирайте избушку на клюшку. Переночуете у меня, а завтра решу, что делать.

Утвердительно и твердо оглядываюсь на женщину. Нина замерла у печи, держа полено.

— Мы не иждивенцы, — тихо говорит. — В моих интересах создать с тобой дружеское общение, но зависеть от тебя я не хочу.