– На себя, – прошептал Майр и окинул расплывчатым взглядом присутствующих. Ветер на мгновение стих, пропуская чёткие, как грани фигур, мысли. Светлые облака спрятали солнце.

– Прыгай, – сказал солдат за спиной. Однако Майр продолжал стоять, колеблющийся от собственной догадки. Он не хотел, чтобы его толкнули, но и не знал, точно ли уверен в своём предположении.

Нетерпеливый солдат сделал шаг на мостик, готовый пикой толкнуть юношу, как тот громко крикнул:

– Крылья растут в полёте!

И кинулся вниз. Люди, стоящие близко, просто не поняли смысла слов, а стоящие вдалеке и вовсе не поняли сказанного. Но стоило Майру только прыгнуть, как и те, и другие тут же взглянули с обрыва вниз. На их лицах внезапно презрение сменилось удивлением и даже вздохом. Они увидели, как, не долетев до скал, у юноши появились белоснежные пышные крылья.

В следующую секунду к горизонту с заходящим солнцем устремлялся вечно парящий Майр.

В конце 50-х годов прошлого века мои родители почему-то сорвались с места – мы тогда только начали обживаться в Казахстане, да, видать, не совсем удачно, – и уехали на Северный Урал, в Краснотурьинск.

Там жили наши родственники, причём папин двоюродный брат был женат на маминой старшей сестре. В двухэтажном каменном доме у них была просторная трёхкомнатная квартира, в которой они нас временно и приютили. Помню, что их там самих было четверо (родители и две дочери, мои двоюродные сёстры), да нас столько же – у меня был ещё и младший брат. Но жили, что называется, хоть и в тесноте, да не в обиде.

Приближался новый, 1959-й год. Не знаю, откуда я знал про новогоднюю ёлку – в своей деревенской школе на ней ещё не успел побывать, потому что только начал учиться в первом классе, а здесь, в Краснотурьинске, меня в школу почему-то не устроили, так что мне была уготована участь второгодника поневоле, – но вот знал, и всё тут. Скорее всего, из запавших в детскую мечтательную душу картинок букваря.

Побывать на ёлке в городской школе, в отличие от моих сестрёнок, мне не светило. Но, может, хотя бы дома наши общие родители поставят красавицу-ёлку и украсят её, как полагается, всякими блестящими и разноцветными игрушками?

– Нет, – говорили мне взрослые. – Зачем? Не до ёлки нам. Да и никогда не ставили её.

Я не находил поддержки ни у своих папы и мамы, приходивших с работы усталыми и раздражёнными, ни у родителей кузин, тоже замороченных своими взрослыми делами. И я загрустил. Уж очень хотелось мне похороводиться вокруг разукрашенной ёлки со своими сестрёнками. А детская мечта, если кто помнит, она практически неотвязная.

Но где её взять, эту ёлку, коль взрослые совершенно равнодушно отнеслись к моей идее фикс и совершенно не горели желанием раздобыть лесную красавицу, а уж тем более взгромоздить её посредине квартиры.

И тут я додумался, где можно раздобыть ёлку, причём самому. Дом наших родственников стоял почти на самой набережной водохранилища, образованного плотиной на небольшой реке Турья. А на той стороне замёрзшей и заснеженной запруды, на расстоянии всего нескольких сот метров от нашего дома, на фоне белого снега чётко зеленели островерхие ели. Точно такие, как на картинке в букваре, только без украшений. Дело оставалось за малым. То есть за мной.

Пока сестрёнки были в школе, мне разрешали гулять во дворе самому, потому что дома всегда находился кто-то из взрослых (они работали в разные смены), вот он-то и приглядывал за мной. И я заранее нашёл в кладовке ножовку и припрятал её под обувной шкафчик. А в один из последних декабрьских дней, уходя на очередную прогулку по двору, я прихватил инструмент с собой. Тогда дома «дежурил» дядя Карим, и к своим обязанностям он относился спустя рукава, считая, что парень я достаточно взрослый и сам смогу позаботиться о себе.