На внутреннем рейде курились дымками многочисленных труб боевые корабли; водную гладь во всех направлениях рассекали паровые катера, шампуньки, джонки с нелепо задранными носом и кормой; пыхтящие портовые пароходики волокли низко сидящие баржи. В дальнем конце рейда к небу тянулся лес мачт, перечёркнутых многочисленными реями, – изящные даже здесь, у пристани, парусники, стояли плотной группкой. На палубах высились одинокие закопчённые трубы и пушки на тумбах. Возле одного такого орудия возился матрос, натягивая на него белый парусиновый чехол.

Пожилой матрос, возвращавшийся с Тигровки «от кумы», охотно пояснил ребятам, что это старые, построенные три с лишним десятка лет назад клиперы и винтовые корветы. Ещё не было русской военной базы в Порт-Артуре, а они уже бегали вокруг света, с Балтики во Владивосток, неся службу в Сибирской флотилии. Сейчас её место заняли Первая тихоокеанская эскадра в Артуре и Владивостокский отряд крейсеров, а парусно-паровые «старички» дослуживают свой век в качестве брандвахт[11]. Услышав о них, Светка радостно вскинулась и принялась поддакивать рассказчику: оказывается, она читала об этих кораблях в какой-то книжке. Сёмка же путался в незнакомых, но щемяще заманчивых названиях: «Рюрик», «Богатырь», «Громобой».

Ну корабли кораблями – а вот в «Управлении Квантунской дистанции» делать точно нечего. Идти туда от порта, по словам Казимира, всего ничего – полверсты, так что, оказавшись на твёрдой земле, Сёмка стал озираться, прикидывая, как бы половчее смыться. Народу вокруг была уйма, много солдат и матросов, так что просто взять и драпануть – и думать не стоит, поймают. Мало ли какие инструкции дал своему денщику штабс-капитан Топольский. А вдруг поляк отведёт их не в железнодорожную контору, а прямиком в контрразведку?

Ни Галина, ни её мать, ни сам хозяин дома не производили впечатления коварных заговорщиков, и всё же Сёмку одолевали сомнения.

Лодочник высадил их в полусотне шагов от того места на пирсе, где они оказались вчера. Да, точно – вон чугунные тумбы для канатов, и даже катерок с военного корабля тычется форштевнем в брёвна пристани. Но, как ни крутил Сёмка головой, ничего похожего на контур загадочной двери не разглядел. Мальчик до боли стискивал в кармане ключ, даже вытащил его наружу, зажав в кулаке, – может, хоть дверь «почует» знакомый предмет и покажется?

Ничего. А Казимир с Галиной тем временем направились в проход между пакгаузами, за которыми теснились неопрятные домишки. Вот стена, по которой их вчера чуть не размазала толпа… штабель бочек, старая, щелястая лодка днищем вверх. За ней вправо уходит узкий переулок. Казимир увлёк Галину к противоположной стене пакгауза, давая дорогу тележке, что волокли двое китайцев. Тележка нагружена высоченной пирамидой тюков – они на мгновение скрыли ребят от посторонних глаз.

– Бежим! – прошипел сквозь зубы Сёмка и воровато оглянулся.

Светка, с круглыми от азарта глазами, нырнула в узкий переулок между двумя развалюхами. Мальчик последовал за ней.

Они свернули за угол, и Сёмка чуть не полетел кувырком: под ноги подвернулась некстати выбравшаяся погулять кошка. Хвостатая разбойница с возмущённым мявом метнулась из-под ног. Мальчик выругался – так и ногу вывихнуть недолго…

Снова поворот; щелястые доски прикрывают дыру в заборе; крошечный, заваленный бухтами канатов двор, едучий запах смолы. Ещё проход – на этот раз на довольно широкую улочку, карабкающуюся в горку, от моря. По мостовой шагает – не в ногу, вразнобой, кто во что горазд – отряд из пары десятков матросов. Слева боцман – широкий воротник матроски, бескозырка с надписью: «Пересвѣт». Идёт вальяжно, заложив руки за спину, покрикивает нечто невразумительное, но не слишком цензурное. Матросы отзываются довольным гоготом.