А в моем представлении средневековые барышни ездили или на карете, или верхом на лошади в элегантном дамском седле. Грейс и Коннор прижались ко мне с двух сторон, как воробышки, и мое сердце растаяло от умиления.

Мне бы тоже хотелось вот таких двух воробышков. Своих, конечно. Мужа, за которым, как за каменной стеной. Как тот красавчик из сна. Его образ намертво врезался в память. Может, он какой-то актер, что я так хорошо его запомнила?

За размышлениями я не заметила, как мы добрались до места. Оказалось, что отец этих малышей – хозяин приличного постоялого двора. Но, прежде, чем я познакомилась с ним, увидела настоящий концерт.

Едва телега въехала в ворота, на крыльцо выбежала мачеха детишек. Статная, можно даже сказать, красивая женщина средних лет. Одета была не в пример горожанкам, которых я видела, нарядно. Ярко-зеленое платье по низу расшитое узорами. На голове – кокетливый кружевной чепчик. А на лице – явное присутствие если не косметики в привычном понимании, то каких-нибудь растительных аналогов точно.

– О Боги! – истерично закричала она. – Мои крошки ненаглядные! Я все глаза выплакала!

Она кинулась обнимать детей, но актриса из нее была отвратительная. Ни слез радости, ни облегчения на ее лице не было и следа.

Грейс спряталась мне за спину, а Коннор вырвался из цепких лап этой чернобровой куницы и помчался к крыльцу.

Выскочивший из помещения отец подхватил его на руки и принялся целовать. Тут сразу было видно, что чувства настоящие. С Коннором на руках он подбежал к телеге и, усадив сына на край, прижал к себе Грейс.

Сцена была душераздирающая. По суровому лицу мужчины текли настоящие слезы. Хотя по всему видно, что плакал он последний раз где-то в раннем детстве, когда получил ремня за шкоду.

– Рихард, какое счастье! Они нашлись! – мачеха малышей кинулась на шею мужу. – Я тебе говорила, что все в порядке будет! Я говорила!

– Подожди, Эмма, – отстранил он жену. – Надо все выяснить!

– Что выяснять! Дети голодные, еле на ногах держатся! Вот придут в себя, отоспятся, тогда и будешь выяснять.

Ага-ага. А ты подсыплешь в еду отравы и скажешь, что они, видно, еще в лесу ядовитых ягод наелись. Мне показалось, что и дети подумали о том же, потому что прижались к отцу еще крепче.

– Рихард. Эта девчонка вывела их из леса. Из той части, которая гиблой называется, – принялся объяснять один из сопровождавших нас мужчин.

– Что? – взревел папаша, очевидно, еще не пришедший в себя от радости. – Это она их туда завела?!

Да что ж за напасть-то?! То блудница, то злодейка, которая в лес детей завела! Я хотела открыть рот, чтоб сказать ему пару ласковых, но меня опередили.

– Папа, не кричи на Лиз! – заревела девчушка. Пережитый страх, радость от спасения и гнев на несправедливость собрались в гремучий коктейль. И тут до истерики недалеко.

– Грейс, детка, не плачь. Иди ко мне, – я погладила тонкую ручонку, и малышка, отлепившись от отца, прижалась ко мне.

Коннор, как старший, пояснил.

– Лиз спасла нас от волка. Развела костер и пожарила грибов. Потом всю дорогу несла Грейс, а я сам шел.

Переполненный гордостью мальчуган оглядел всех вокруг.

– А в лес нас завез дядя Говарда. Говард обещал отвезти нас на ярмарку, но только чтоб никто не знал.

– Это вранье. Мальчик все время у меня на глазах был. И он знает, что дальше лавки молочника заходить нельзя. Куда б он мог отвезти?! – как всполошившаяся курица, закудахтала Эмма.

Папаша, очевидно, еще не отошел от стресса, поэтому посмотрел на жену с недоумением. Я не выдержала.

– Ну так сходите к молочнику. Узнайте, с кем уехали дети. И был ли с ними Говард.