Под одобрительный взгляд женщины и ритмичные шлепки теста о гранитную столешницу, я ловко орудовала ложкой, уплетая вкуснейший чечевичный суп, который когда-либо пробовала.

– Спасибо большое.

– Ну, говори теперь, – повариха вытерла руки о фартук, и улыбнулась. – Чья будешь? Смотрю, не кормят тебя хозяева. Злобные?

– Не жалуюсь. Я пришла обстановку разведать, обзавестись друзьями и узнать, где здесь библиотека и… – я замялась и смущенно добавила: – ладошка Пресветлой.

– Ладошка Пресветлой? – встрепенулся Эська. Из-за горы нечищеной морковки с противоположного конца стола торчал только колпак, но теперь поваренок показал круглые глазки-бусинки и острый, словно птичий клюв, нос. – Правда, что ль?

– Правда, не правда, а дело твое – морковка!

– Но Тата! Я тоже хочу ладошку Пресветлой, а не это вот все…

Одного взгляда хватило, чтоб парнишка перехотел ладошку и воспылал пламенной любовью к чистке овощей. Строгал с ярым энтузиазмом и морковь получалась образцово-показательная!

– Так это правда? – спросила робко.

– А ты сходи на холм за резиденцией. Там видно будет, – задумчиво протянула женщина, недоговаривая, а потом налила мне сбитень с пирогом из ревеня, и подобрела. – Дело это вон какое, – начала она издалека, перебравшись с тестом за длинный дубовый стол, за которым сидела я с упомянутым пирогом, и поваренок со злополучной морковкой. Гора становилась все меньше, из-за нее уже виднелись заинтересованные глазки. – Не твое дело, не твое!

– Ладно тебе, Тата! Интересно же…

– Дело это вон какое, – повторила она, умело формируя из теста лодочки под начинку. – На холме за резиденцией местечко есть, где Пресветлая якобы спустилась с небес много-много веков тому назад. Так вон нонче в этом самом месте растет старая магнолия. Не цветет уже давно, да и вообще на чем душа держится непонятно. Ее бы, по-хорошему, выкорчевать давно, да ведь предание… Так вот. Ты встань под это дерево и скажи: «Пресветлая, дай мне знак».

И женщина замолчала, продолжая усердно лепить лодочки и начинять их фаршем из красной рыбы. Без дела я сидеть не люблю, а когда волнуюсь – и подавно. Переместилась ближе и руки сами принялись за лепку.

– Хотя, нет. Ты лучше, как в лес войдешь, так знака и попроси. А то ведь пока до магнолии дойдешь, – меня окинули скептическим взглядом и добавили. – Дохлая ведь совсем. Ешь давай!

– И все? – спросила, вылепив первую лодочку и начиняя ее начинкой. Попутно под хмурым взглядом откусила кусок пирога и улыбнулась.

– Больше клади, не жалей. Люди мы не бедные, – повариха шутливо пихнула меня плечом и подмигнула. – Все да не все. Знака жди. Будет он. Всегда бывает, да только не все распознают. Испытание пройдешь – увидишь ладошку, желание загадаешь. А не пройдешь – ни ладошки, ни желания, ничего не будет.

– Выходит, я в любом случае ничего не потеряю?

– Кроме времени – ничего. Эська, ты мне смотри, узнаю, что на холм бегал – все уши оттяну!

– Да мало что ли оттягивала, Тата! Хоть бы одно оставила! Вона какие уже, даже зайцы надо мной потешаются, ну ей-ей!

Мы рассмеялись, как старые друзья. В печке весело трещали дрова, на кухне суетились посудомойки, подавальщицы и служанки других участниц, пыхтели кастрюли с варевом, а мы втроем сидели за столом в уютной домашней обстановке. Я словно и не покидала дом.

Закончив с пирогами, сбегала в библиотеку. Невест недооценивали (или я их переоценивала), потому что ничего кроме любовных романов и парочки бездарных исторических повестей там не нашлось. Найти заклинание подзарядки кристаллов от солнечного света не удалось, зато я разузнала, где находится центральная библиотека, но идти туда поостереглась. В первый день невесты наверняка слоняются туда-сюда в надежде случайно наткнуться на его высочество в холле, в анфиладе, в парадной или еще где.