– Восемьдесят три года, Берт. Прошло восемьдесят три года. Они больше не преступники. И угроза болезни уже давно сведена к минимуму. Но те люди до сих пор изгои, хоть и сменилось уже не одно поколение. Да, единицам позволяют учиться в университете, если смогут попасть на мизерное количество бюджетных мест, но будь ты даже лучшим студентом на потоке, тебя никто не возьмет на хорошую должность, потому что ты «серый». Низкооплачиваемая, тяжелая и грязная работа – вот их удел, предел возможностей. Да их даже не во все места в городе пускают!

– Это вынужденные меры безопасности. И это в основном из-за повстанцев, ты же знаешь, – устало произнес Берт. – Не было бы «Сопротивления» – было бы чуть проще. Но «серые» проявляют к ним слишком большую лояльность.

– Нет, проблема далеко не в «Сопротивлении» и даже не в болезни. Просто это экономически выгодно – иметь миллионы единиц дешевой рабочей силы без прав и социальной защиты. Дело только в этом. Просто никто не хочет это признавать. Что было сделано? Разработана вакцина, которая сдерживает болезнь. Только сдерживает, а не лечит. Так удобно! Твоя дешевая рабочая сила перестала умирать, но это все еще позволяет держать ее в изоляции. И я что-то не слышала о попытках усовершенствовать лекарство. Ведь зачем? Это не выгодно, – закончив тираду, девушка с вызовом посмотрела на своего друга, ожидая его контраргументов. Но, к ее удивлению, Берт выглядел подавленным.

Быстро сменив гнев на милость, она присела рядом на краешек стола и положила руку на плечо друга.

– Ладно, прости меня, – тихо сказала она. – Не грузись. Просто ты единственный, с кем я могу поговорить об этом открыто. И порой меня заносит, ты уже должен был привыкнуть к такому.

Берт продолжал молчать, и Эрика забеспокоилась сильнее.

– Что с тобой? – спросила она уже с чуть большим нажимом в голосе.

– Не бери в голову, просто задумался, – поспешил ответить он, но его голос предательски дрогнул, и это не осталось незамеченным.

– Берт, ты же знаешь, что со мной можно поделиться чем угодно. У тебя что-то случилось?

Парень опять замолчал, будто подбирая слова, а затем резко оттолкнулся от стола и прошелся по комнате, нервно заламывая руки.

– Знаешь, есть вещи, о которых лучше не говорить, – с сильным волнением сказал он. – Так что давай оставим это.

– В моей квартире можно говорить о чем угодно. Забыл? Я же тебе показывала ту программу, которую написала, а значит, нет таких вещей, о которых лучше не говорить. Рассказывай.

Берт перестал метаться по комнате и рухнул в большое белое кресло у окна. Эрика подошла и присела рядом на подлокотник, выжидательно смотря на него. Наконец, он заговорил:

– Ты же знаешь, что производство лекарства для нашего округа ведется в фармакологическом отделении НИИ, где я работаю. То, что ты сказала… Про то, что разработки по усовершенствованию вакцины не ведутся. На самом деле так и есть. Я знаком с людьми из этого отдела, порой мы даже ведем общие исследования. Я спрашивал у них. Отвечают они всегда с большой неохотой и что-нибудь в духе того, что лекарство в данном виде – это максимум, что вообще можно сделать с генной болезнью, или что сейчас все силы брошены на совершенно иные разработки. Я много знаю о болезни. Это тяжело признавать, но вирус создали случайно в ходе разработок вроде тех, которыми я занимаюсь. Он не должен был вырваться на свободу, и терактов никто не ждал, – Берт говорил немного путано, перескакивая с одного на другое, но Эрика внимательно слушала, хоть и знала все это сама. – Лекарство, тем более разработанное в такой короткий срок, – это настоящее достижение. И мне всегда было очень досадно, что все эти разработки засекречены. Да и кто знает, будь к ним доступ у большего круга лиц, то вполне вероятно, что генную болезнь удалось бы искоренить. Нынешние знания шагнули далеко вперед по сравнению с теми, какие были восемьдесят лет назад. Но нет, все засекречено. Единственное, что я видел, – измененный генокод в образцах носителя болезни еще во время учебы. Ты же знаешь, что лекарства фасуются определенным образом. Получить хоть какие-то образцы после расфасовки уже невозможно. Там добавлен безвредный для человека реактив, который при контакте с воздухом мгновенно преобразуется в газ и улетучивается вместе со всеми активными веществами самого лекарства. Объясняется это защитой от подделок, а подделка лекарства для генной болезни – это вопрос национальной безопасности, сама понимаешь.