Однако, несмотря на мои собственные приступы одиночества, я никогда не смотрел на этот вопрос как на потенциально приоритетный для общественного здравоохранения. Это не входило в программу, которой я поделился с американским Сенатом во время слушаний по моему утверждению меньше чем за год до этого. Но эта проблема вдруг стала очень масштабной.

Вопрос был только в том, как ее решить. Многие люди, с которыми я встречался, были уверены, что у меня в распоряжении есть миллиарды долларов и штат из десятков тысяч сотрудников. Мне часто приходилось говорить им, насколько сильно это не соответствовало действительности. Но все же моя новая должность давала мне возможность с высокой трибуны повышать осведомленность общества об одиночестве, проводить беседы с заинтересованными сторонами и выдвигать аргументы в пользу сдвигов во всем – от исследований и политики до инфраструктуры и индивидуального образа жизни.

Чем больше я изучал колебания между одиночеством и единством, тем сильнее убеждался в великой силе человеческой связи. Многие проблемы, с которыми мы сталкиваемся как общество – от зависимости и насилия до разобщенности между рабочими и студентами и политической поляризации, – усугубляются одиночеством и разрозненностью. Ключом к решению этих и многих других личных и общественных проблем, стоящих сегодня перед нами, является создание более взаимосвязанного мира.

Социальные связи важны и для офисного работника, который хочет, чтобы его заметили и оценили, и для начальника, желающего наладить отношения с подчиненными. Они важны для молодых родителей, которым нужна поддержка друзей, но они не знают, как о ней попросить. И для горожан, которые знают, как сделать свое сообщество лучше, но задаются вопросом, будет ли кому-то интересно, если они об этом скажут. И да, социальные связи важны для врача, который хочет помочь пациентам выздороветь, но не знает, как излечить их одиночество – или свое собственное.

К моему удивлению, тема эмоционального благополучия в целом и одиночества в частности получила самый сильный отклик от общественности в любых проблемах, над которыми я работал как генеральный хирург. Редкие вопросы вызывали такой же энтузиазм как у самых консервативных, так и у самых либеральных членов Конгресса, у молодых и пожилых, у городских и сельских жителей. После моих презентаций для мэров городов, медицинских сообществ и бизнес-лидеров со всего мира казалось, что все они хотели говорить только об этом. Думаю, это из-за того, что многие люди сами познали одиночество или замечали его у других людей. Это универсальное состояние, которое влияет на всех нас напрямую или через наших близких.

По иронии антидот к одиночеству – человеческие связи – тоже является универсальным состоянием. На самом деле мы запрограммированы на связь: мы демонстрируем это каждый раз, когда объединяемся вокруг общей цели или кризиса. Такими были коллективные действия учеников средней школы Паркленда в Южной Флориде после того, как в 2018 году стрельба в их школе унесла семнадцать жизней. Мы также видим этот инстинкт в широкой волонтерской помощи, следующей за крупными ураганами, торнадо и землетрясениями по всему миру.

Одно из самых драматичных объединений людей произошло после трагедии 11 сентября. Когда в то ужасное утро рухнули башни-близнецы нью-йоркского Всемирного торгового центра, тысячи людей в Нижнем Манхэттене бежали на юг в поисках спасения от нарастающего ада за их спинами. Когда они добрались до Гудзона и поняли, что им не на чем переправиться на тот берег, паника только усилилась. Поняв, что невозможно успеть спасти столько людей, береговая охрана США приняла беспрецедентное решение: обратилась за помощью к гражданским судам.