Она встала.

– Ты уже все? – заинтересовался скунс.

Теперь он пританцовывал прямо на двери, скромно потупив взгляд.

– Нет, – ответила она.

– Я тебя не тороплю! – Скунс скрылся за нарисованным деревом.

Дилейни снова села. Ей нужно было подумать, что говорить дальше. Она знала, что в кампусе все снимается, фиксируется. И пока она не понимала, как ей лавировать между всеми этими камерами и пенисами.

– Спеть тебе песенку? – спросил скунс.

– Нет, спасибо, – ответила Дилейни.

Она попыталась успокоить дыхание. Закрыла глаза, но пенисы, сдавленные сверкающей эластичной тканью, никуда не делись.

– Тебе нужно еще время? – опять встрял скунс.

– Да, если можно, – ответила Дилейни.

Она встала и нажала на кнопку смыва. Ничего не произошло, но скунс появился на экране на задней стенке кабинки.

– Поступлений нет! Смывать не нужно! – пропел он.

На его белоснежных зубах вспыхнула искра.

Дилейни вышла из кабинки, потянула за ручку входной двери, но обнаружила, что она заперта.

– Подожди, партнер! – пропел скунс, и те же самые слова появились в нарисованном пузыре. – Сначала вымой руки! Не забудь, минимум двадцать секунд! Распоряжение доктора! – Скунс на экране принялся намыливать лапы, напевая “С днем рожденья тебя”.

Дилейни подошла к минималистичной обсидиановой раковине. Диспенсер выплюнул капельку мыла ей в ладонь, и ненадолго включилась вода. В зеркале появился цифровой таймер и начал обратный отчет от 20. Скунс продолжал тереть лапы, переключившись на песенку на итальянском.

Дилейни смотрела на цифры. Песенка про день рождения зазвучала снова. А у нее еще 14 секунд. Да это невыносимо. Восемь. Дилейни думала, что сейчас сотрет всю кожу с рук.

– Кажется, почти закончили! – объявил скунс и сделал сальто назад. Приземлившись, он потряс ладошками, чтобы обсушить их. – Вперед – и будь человеком! – пожелал он на прощанье.

Дилейни толкнула дверь, и на этот раз та выпустила ее к солнечному свету. Телефон одобрительно тренькнул.

– Все в порядке? – спросила Кики.

Мимо них прошел мужчина в борцовском трико. Оно закрывало нижнюю часть торса и заканчивалось на середине бедер. Мужское достоинство было упрятано под какой-то купол, чашечку или бандаж – Дилейни не знала, как эта штука называется. Ракушка? Она отвела взгляд, но он уперся в пару, мужчину и женщину, стоявших лицом к лицу в одинаковых черных комбинезонах без единого шва. У женщины выпирала грудь, у мужчины – мышцы, изгибы его бедер словно тянулись к изгибам ее.

– Пора подписать соглашение, – сказала Кики. – Пойдем.

Она повела Дилейни к небольшому, увитому плющом строению – близнецу того, в котором проходила встреча с Шийрин и Карло.

Внутри было пусто, и Дилейни шумно выдохнула.

– Последний штрих. – Кики протянула ей планшет: – Этот документ ты должна прочитать внимательно. Конечно, глазной трекер знает, что ты читаешь, так что… – Кики направилась к двери. – Инициалы на каждой странице и подпись в конце. Я вернусь через полчаса.

Дилейни разбудила планшет, и весь экран заполнило лицо Мэй Холланд.

– Ты это сделала, – произнесла она, и ее глаза распахнулись, как будто она испытывала одновременно и гордость, и изумление. Мэй сама до сих пор выглядела как новичок – поблескивающие темные глаза, оливковая кожа, гладкая, как речная галька. – Ты теперь с нами, и мы невероятно счастливы! – Это была запись, но Дилейни все равно ощутила, что поддается обаянию Мэй. – Мы благодарны тебе за то, что ты выбрала нас, и ждем не дождемся тебя в кампусе. Если встретишь меня, останови и поздоровайся!

Мэй улыбнулась, и Дилейни еще пристальней вгляделась в ее лицо. Высокие, почти суровые скулы, тонкие губы. Освещение было выверенным, кожа приглушенно сияла, глаза искрились. Внезапно она пропала, а на месте лица возник документ.