Должно быть, сексуальный оргазм подсказал, что такой же опыт возможен без секса. Иначе люди вряд ли могли бы прийти к медитации. Медитация не является естественным явлением. Сексуальный оргазм – это естественное явление, однако во всех обществах детям не дают его испытать. Никто ничего об этом не говорит. Это стратегия, очень опасная стратегия, преступное деяние против всего человечества, потому что дети, лишенные сексуального оргазма, не смогут почувствовать побуждение к медитации; или же их побуждение будет очень слабым, они не станут ничем ради этого рисковать.
Итак, в двадцать один год сексуальность достигает пика, если она разрешена, как она была разрешена в жизни Гаутамы Будды. Ему были доступны все красивые девушки царства; он был окружен ими, он познал глубокое переживание оргазма.
Следующие семь лет, от двадцати одного до двадцати восьми лет, человек пребывает в поиске, потому что сексуальный оргазм имеет биологическую природу. Скоро вы потеряете энергию и не сможете достигать оргазма. Кроме того, он зависит от кого-то другого, женщины, мужчины. Это разрушительно для вашей свободы; вы платите очень высокую цену. Поэтому если человек развивается естественно – если ему дают развиваться естественно – от двадцати одного до двадцати восьми лет, то он будет искать способы преодоления физиологии и биологии и сохранения способности достигать глубокого оргазмического переживания.
От двадцати восьми до тридцати пяти лет Гаутама Будда, Заратустра, Лао-цзы, Чжуан-цзы, Иисус пребывали на высших планах бытия. И чтобы их не беспокоили, чтобы им не мешали люди, они уходили в горы – в уединение. Как я считаю, это не было отрицанием жизни – они просто искали тихое пространство, где их ничто бы не отвлекало и они смогли бы обрести наивысшее оргазмическое переживание. То, что Уильям Джеймс называл «океаническим оргазмом», в котором ты полностью исчезаешь в океане существования, подобно капле, падающей с лотосового листа в океан.
Поэтому тридцатилетний возраст не случаен. Все великие искатели отправлялись на поиски между двадцатью восьмью и тридцатью пятью годами. Это период поиска – поиска не телесного, а духовного.
Здесь наслаждался он своим духом и своим уединением и в течение десяти лет не утомлялся счастьем своим.
Он десять лет оставался в горах. Его уединение, тишина, умиротворение углублялись, и он был исполнен блаженства. Хотя он был один, это его не утомляло.
Но наконец изменилось сердце его, – и в одно утро поднялся он с зарею, стал перед солнцем и так говорил к нему…
Здесь Заратустра начинает новый путь. Махавира оставался в своем одиночестве. Будда оставался в своем уединении, и наблюдавшие увидели, что что-то произошло, что-то, что выходило за рамки их понимания. Эти люди преобразились. Они наполнились светом. Они излучали радость. Их окружало благоухание; они что-то познали. Их глаза обрели новую глубину, а лица засветились неведомой доселе благодатью.
Произошло едва заметное недопонимание. Наблюдавшие посчитали, что, поскольку эти люди ушли в горы, они отреклись от жизни. Поэтому отречение от жизни стало краеугольным камнем всех религий. Но они не отреклись от жизни.
Мне бы хотелось переписать историю с нуля, в частности об этих людях, потому что я знаю их по своим собственным озарениям. Меня не должны волновать факты; я знаю истину. Эти люди не были против жизни; они просто ушли в уединение, в безлюдные места, чтобы их ничто не отвлекало.
Но разница между Гаутамой Буддой и Заратустрой в том, что Гаутама Будда, познав себя, не заявил: «Мне больше не нужно быть отшельником, монахом. Я могу вернуться в мир и быть обычным человеком».