– Я тоже думал о тебе… – проговорил следователь задушевно.

– Ты это брось!

– Так я по делу.

– По делу ничего утешительного. На бутылке и на посуде все отпечатки стерты. По квартире отпечатков множество.

– Я тут тебе сейчас пальчики принесу бывшей пассии Ставрова, некой Юлии Владимировны Лопыревой.

– Даже так? Мадам привлекалась?

– К сожалению, нет. Была задержана за хулиганство в общественном месте и оштрафована. Потерпевшая заявления не писала, и все Лопыревой сошло с рук.

– Ты ее подозреваешь?

– Пока нет. Но Ольга Данилина указывает именно на нее. И поэтому проверить следует.

– Ну, что ж, давай проверим, – покладисто согласился эксперт.

День пролетел незаметно. Рыжее солнце уже лежало на крыше соседнего дома, когда Наполеонов посмотрел на часы.

– Ничего себе! – воскликнул он вслух, потянулся от души и стал складывать дела.

Домой Шура приехал довольно поздно. Хотел тихонечко умыться и поесть. Открыв дверь своим ключом, он на цыпочках пробрался в прихожую.

– Шура, это ты? – раздался голос Софьи Марковны.

– Ну, вот, мама, как всегда, не спит, – пробормотал Наполеонов себе под нос.

– Шурочка, почему ты молчишь? – Высокая моложавая женщина возникла в проеме двери.

– Мам, ну кто еще в это время может к тебе прийти?

– Старинный поклонник, например, – улыбнулась Софья Марковна и машинально поправила свои пышные волосы.

– А ты давала ему ключ от квартиры? – притворно изумился Шура.

– Почему именно давала, – женщина повела плечами, – он мог его сам взять.

– То есть стащить? – уточнил Шура.

– Ох уж этот твой полицейский жаргон, – улыбнулась Софья Марковна.

– Мам, просто я называю вещи своими именами.

– Есть хочешь? – переменила она тему.

– Немного.

– Мойся, а я быстро накрою на стол.

Шура кивнул, повесил сумку мимо вешалки и даже не обернулся на мягкий звук шлепка. Софья Марковна подняла сумку, повесила на место и отправилась на кухню.

Шура подошел к матери сзади, приподнялся на цыпочки и чмокнул в затылок. Она быстро обернулась:

– Опять ты как на мягких лапах неслышно подкрался, – притворно сердито проговорил она.

– Извини, ма. Чем ты сегодня будешь потчевать своего охотника?

– Садись уж, охотничек, – она поставила перед ним тарелку с отбивными и тушеными овощами.

– А компот?

София Марковна невольно улыбнулась:

– Я приготовила ромашковый чай…

– Шутишь?

– Ну, почему же, говорят, что Агата Кристи перед тем, как начать сочинять про убийство, всегда заваривала себе ромашковый чай.

– Но я же не сочиняю убийства, – вздохнул Шура, – я их расследую.

– Какая разница…

– Большая, ма! Поэтому завари мне лучше зеленый чай с мятой. И у нас, кажется, курабье оставалось вчера?

Софья Марковна заварила чай для Шуры, поставила на стол вазочку с печеньем. А себе налила в чашку ромашкового чая и села напротив сына.

– И как продвигается твое расследование? – спросила она.

– Потихоньку, – отозвался Шура, расправляясь с отбивными.

Это и было их обычным обсуждением Шуриной работы. Подробности Наполеонов домой не приносил.

Когда Софья Марковна допивала вторую чашку ромашкового чая, Шура осторожно поинтересовался:

– Ма, ты случайно детективы не начала писать?

– А что?

– Что-то ты слишком увлекаешься напитком Агаты Кристи…

Софья Марковна улыбнулась и молча придвинула поближе к сыну вазочку с его любимым клубничным вареньем.

…Ночь остудила воздух и набросила на спящий мир тонкое трепещущее покрывало из мерцающего переплетения лунных лучей. Только никогда не спящие часы отсчитывали время и приближали утро…

Наутро у Наполеонова была намечена встреча с сестрой погибшего. Он решил, что будет гуманнее, если он не станет вызывать ее повесткой, а сам съездит к ней домой.