– Согласится ли Даннет или не согласится, мне все равно, но я герцог, и мой долг защищать моих подданных. Я не потерплю твоих штучек. Не приставай к женщинам.

– Я не приставал к ней, – все с той же нехорошей, самодовольной улыбкой усмехнулся Дугал. – Она сама этого захотела.

Лахлан похолодел от гнева. Все было не так. Совсем не так. Он пришел в ужас. Оказывается, Дугал мог лгать ему прямо в глаза. Но еще хуже было то, что его кузен заврался до того, что считал свою ложь правдой. Его ударили в грудь вилкой, и если бы не скрытый защитный нагрудник, все было бы намного печальнее.

– Все выглядело совсем не так, как ты утверждаешь. По-моему, она была от тебя не в восторге.

– Чепуха.

Лахлан постепенно накалялся от гнева, еще немного и он, не выдержав такого наглого вранья, мог наговорить резкостей.

– Я не хочу, чтобы ты подрывал мой авторитет.

Прищурившись, Дугал внимательно посмотрел на покрасневшего как рак Лахлана, затем опустил взгляд на его сжатые в кулаки руки. Опомнившись, Дугал вернулся к роли заботливого родственника:

– Хорошо ли вы себя чувствуете, ваша светлость?

– Отвратительно. Хуже некуда, – рявкнул Лахлан, его накипевшая злость искала выхода.

– Может, нам пора пройти в ваши комнаты?

– Зачем?

– У вас очень утомленный вид. Наверное, вам надо принять ваше лекарство.

Лахлан, не скрывая отвращения, посмотрел на кузена. Лекарство надоело ему до смерти, точно так же, как и сам кузен. Лекарство не помогало. Ничто не могло ему помочь. Только одно-единственное за многие годы воспоминание успокоило его так, как не смогло сделать ни одно из принимаемых им лекарств, – он вспомнил, как любовался лицом Ланы Даунрей и ее синими глазами…

Нет, пора было остановиться и перестать о ней думать. Если только это было возможно.

– Никаких лекарств, Дугал. Не надо так неловко уклоняться от нашего разговора. Держись подальше от Ланы Даунрей. Заруби это себе на носу. Иначе ты горько пожалеешь, – угрожающе прорычал он.

Выплеснув злость на кузена, Лахлан резко повернулся и пошел прочь, желая только одного – как можно дольше не видеть маслянистой от фальшивой заботы физиономии кузена.

Как нельзя лучше ему подходила… библиотека. Тишина, как и сами книги, нисколько не привлекала Дугала.

Как это ни удивительно, но меньше всего Лахлан ожидал там встретить Лану Даунрей. Забравшись с ногами в большое кресло, она читала какую-то книгу. Но еще удивительнее было увидеть в ее руке кинжал. Заметив его, она вся напряглась, невольно сжав рукоятку кинжала. Лахлану стало горько и обидно, он вызывал у нее опасения или даже страх, а ему совсем не хотелось, чтобы она его боялась.

Было в этой девушке что-то трогательное и волнующее, нечто такое, что пробуждало в нем новые, свежие чувства.

Несомненно, она ему нравилась, возможно, его влекла к ней страсть, но что бы это ни было, он намеренно гасил в себе подобные чувства. В его положении они не имели смысла. Но, кроме страсти, им двигало любопытство. Кем она была… для него? Почему переходила из одного сна в другой? Почему она появилась в его жизни именно сейчас? Можно сказать, почти перед его кончиной?

Это казалось несправедливым. Если бы они встретились раньше, то, возможно, его жизнь сложилась бы иначе. Ему понравилась мысль об их общем будущем.

Ночь. Свидание. Поцелуй. А дальше…

Черт, что за нелепые фантазии?!

Выбросив глупости из головы, Лахлан сосредоточился на том, что сейчас его волновало больше всего. Лана говорила, что знакома с его умершей матерью.

Раньше он счел бы ее помешанной, ненормальной, той, самым подходящим местом для кого является больница для душевнобольных. Но теперь, после того как его самого стали мучить ночные кошмары, Лахлан не знал, как быть.