Я сказала, что он скучный. «Я же англичанин – чего от меня еще ждать?»

У зоны досмотра мы обнялись.

«Давай я уйду первым? Не буду оборачиваться, а ты будешь смотреть мне вслед. Как если бы это я тебя сейчас бросил.»

Я сказала, чтобы он проваливал. Мы засмеялись и снова обнялись. Я смотрела, как он уходит – держа голову из рыжих волос замком из пальцев и глядя вверх.

Вот и все.

От обедов в самолете пахло мертвым. Есть не стала.

Небо над Англией было ярко-синим. Читать на нем было нечего, кроме вечности.

Я включила «Любите ли вы Брамса?» с Ингрид Бергман и Энтони Перкинсом. Попросила шампанского.

Представила, как вечером буду рассказывать про свою Англию – прекрасный астероид и ее Маленького принца. И, наконец, вдохну самый вкусный на свете запах, возьму руку, по которой скучала, в свою и, улыбаясь, спрячу лицо на плече, которого мне всегда будет мало.

ТЕБЕ ЛУЧШЕ НЕ ЗНАТЬ

В вечерней пробке, ведущей за город, из S класса передо мной вышел парень. Ну, как парень – лет сорок с чем-то. И не совсем вышел – выполз с заднего сиденья. Вернее, сначала из окна высунулась рука с бутылкой виски и вылила все содержимое. И только потом открылась дверь и показался он.

Что было дальше? Просто представь сначала: пятница, почти девять вечера, лето, все на дачу, я тоже на дачу. У меня с собой игристое и черешня. И багет. И сыр. Мне хорошо. Меня пробки даже не раздражают. Я представляю, как сяду с отцом на веранде, брошу нам в бокалы лед, и мы станем говорить с ним о вечном. В машине играет “Everything I wanted” Билли Айлиш – про то, что “мне приснилось, что сбылось все, о чем я мечтала”. А он – ну, тот, что выполз с виски из машины – расстегивает штаны, отворачивается от меня и начинает в эту бутылку… Боже, тебе лучше не знать. Пьяный абсолютно. Шатается. Машины не едут. И мне некуда деться. Его водитель выскакивает и закрывает ото всех его лицо пиджаком. Забирает бутылку. Парень поворачивается лицом в мою сторону, застегивает ширинку – и его рвет. Рвет почти на колеса моей машины. Знаешь, я инстинктивно поджимаю ноги. Он поднимает голову, вытирает рукой рот, и мы встречаемся глазами.

На нем белая рубашка и серые брюки. Вероятно, были еще с утра пиджак и галстук. Но сейчас их нет. И если бы не вот это вот все – был бы Принц.

Знаешь, у меня дома хранится красная тетрадь – толстая, листов на триста. Это мой дневник, который я вела с четырнадцати лет до… Ладно, если честно, я в него до сих пор что-то записываю. Такие вместоинстраграммовские посты. Из серии: «сегодня я подумала…» или «сегодня мне приснился сон…» Ну, и иногда страницы на четыре. Да, я пишу ручкой. Перьевой. В тетради. В красной. И вот лет в семнадцать у меня появился образ мужчины моей мечты – брюнет с голубыми глазами на черном «мерседесе». Ну, не смейся только – мне было семнадцать. Я просто однажды увидела у стоматолога очень красивого мальчика. С голубыми глазами, черными волосами, какими-то невероятно длинными ресницами и тоже лет примерно семнадцати. Я таких красивых глаз не видела никогда. У него был белый свитер – ворот он натянул до носа – не знаю, что там с ним делал стоматолог. И вообще, он был таким изящным, тактичным, уверенным, с красивым голосом и в красивой куртке. Я проследила в окно – за ним приехал папа на этом самом «мерседесе». На S. И я тогда подумала: вот бы встретить тебя лет через пять или десять – когда у меня не будет прыщей на лбу, дешевых штанов и маминой старой водолазки. И тоже будет «мерседес». Красный. Ты возмужаешь, станешь еще красивее, закончишь какой-нибудь понтовый английский университет. Наверняка, вернешься, займешься достойным делом и, как твой папа, заработаешь достойные деньги – станешь Принцем для достойной девушки. Например, для меня. Ну, и записала историю в красную тетрадь.