– Ключевое слово: работала, – ее обиженная реплика тонет в разноголосом гуле и джазовой мелодии.
Наши схлестнувшиеся в общем желании похоть и чернота не выдержали общественного порицания: Марианну уволили со скандалом из-за легкомысленного поведения и подозрения на воровство наркотических препаратов. Видит бог, я сделал для девушки все возможное: воспользовался связями отца и помог устроиться на новое место, в железнодорожную больницу на окраине, поклявшись себе больше не путаться с коллегами.
– Ты чем-то недовольна, детка? – Я глубоко затягиваюсь сигаретой и бесцеремонно выпускаю дым Марианне в лицо.
Звуки музыки стихают. Диджей ставит клубный трек и, устало стащив наушники, подходит к барной стойке.
– Докторишки, вы что такие кислые? – Никита отпускает осоловевшую от поцелуев девицу (кажется, ее зовут Яна) и подливает в бокалы коньяк. Алкоголь приятно обжигает горло, растворяя остатки скованности. Я откидываюсь на спинку скрипучего жесткого дивана и лениво прижимаю Марианну к себе. Айфон Ника оживает от входящего вызова супруги: он сбрасывает надоедливые ручонки Яны с плеч и нетвердой поступью устремляется к выходу.
– От тебя пахнет другой женщиной, Боголюбов, – грустно усмехается Марианна. Она беспардонно касается моей шеи губами, едва ощутимо втягивая запах.
– Когда это тебя смущало? – равнодушно хмыкаю я.
– И кто она? Такая же молоденькая невинная медсестра, какой недавно была я?
– Во-первых, Марианна, ты никогда не была наивной и простодушной. А во-вторых, нет – это не медсестра. Я удовлетворил твое любопытство?
Она молчит, с интересом вглядываясь в мое лицо. В ее карих глазах отражаются отблески ползающих по стенам разноцветных лучей. Девушка приоткрывает губы, чтобы ответить, но… Невысказанные фразы словно превращаются в тягучий вязкий сироп и застывают на языке. Марианна протяжно вздыхает и оплетает мои плечи руками. Повисает на груди осьминогом.
– Ты прав, мне все равно. Такие, как ты, не меняются.
– Что, прости?
Черт, отчего же ее слова так задевают? Злят? Меня, свободного во всех отношениях человека, равнодушного к чужому мнению? Раздражают ее цепкие руки на моей груди, неприятный запах, губы – не такие пухлые и подвижные, как у той, которая недавно пылко отдавалась мне. В затуманенный алкоголем мозг врывается воспоминание о Любе. Не к месту обжигающими, болезненными всполохами мелькают в мыслях картинки: вот, чужие руки ласкают ее обнаженную спину, перемещаются на бедра, жадно раскрывая их для себя, берут ее, снова и снова…
Я не верю, что она такая с другими: настоящая, искренняя в своих порывах, влекущая к себе, как свет маяка. Только со мной! Со мной, для меня. Я… У меня нет права ее хотеть, пачкать собой… Нет права портить ей жизнь своим мимолетным капризом. Вот она правда – смешная и горькая одновременно. Я бы мог вернуться в настоящую жизнь из своего параллельного мира, но надо ли?