Общий гул потока несколько стихает, и я начинаю чувствовать, как на мою персону начинают потихоньку стягиваться взгляды. Тааак. Это что же это за ё?

Признаюсь честно, очень, очень мне хочется начать дискуссию с отморозками на единственном языке, который будет им понятен. Хотя они и не знают значений всех тех слов нашего великого русского языка, что шустрыми птичками уже готовы сорваться с моего языка.

Но. Вот-вот войдёт преподаватель, раз. Два, я всё-таки в элитной Высшей школе империи, следовательно, вот это всё, что сверлит сейчас взглядами великого путешественника по мирам и временам Элеонору Сергееву, группа двадцать семь, есть представители высшей знати означенной империи.

А чего больше всего боится высшая знать? Совершенно верно, показаться смешными в глазах окружающих. Пять баллов тебе по социологии, Сергеева. Ну, а теперь, давай!

Элеонора

Я, не удостаивая больше взглядом недостойных, отхожу от ряда, брезгливо отряхнув свою пышную юбочку, осквернённую почти что соприкосновением с ничтожеством с вожделенного первого ряда. Стою, не обращая внимания на окружающих, задумчиво глядя в громаднейшее окно.

В аудитории тихо. Народ ждёт продолжения банкета. Ждать недолго. Крепенький дядька в чёрной мантии энергично заходит в аудиторию, целеустремлённо направляясь к кафедре. Ну совсем как у нас в универе. Ах. Где ты, где ты, мой универ, где вы, наши нормальные, без закидонов, ребята?

Немного не дойдя до кафедры, дядечка напарывается взглядом на скромно стоящую меня. Я, выпрямив спину, смотрю на дядечку.

–Гм. Барышня, Вы новенькая?

–Да, -тихим твёрдым голоском.

–Гм. Почему стоим?

–К сожалению, на пути к моему месту наличествует, гм, преграда в виде вот этих, гм, существ…

Дружный вздох пронёсся по аудитории. Ой. Не перегнула ли я, часом, палку? Отдельные мужские смешки отвечают мне, нет, мол, Элечка, всё норм!

С другой стороны ряда поднимается невысокий рыжий парень. «Прошу к нам, барышня», -блеснув белоснежной улыбкой, приглашает он, одновременно с этим сдвинув в сторону своего соседа и сдвигаясь сам, освобождая мне таким образом место с края ряда.

Что ж, подарим этому хорошему мальчику мимолётную улыбку и не глядя пройдём мимо плохих. Хамство я, Элеонора Сергеева, никому не прощаю.

–Стыдно, господа, стыдно, -журит хамов дядечка, -Вы Элинор из рода Сергов? -пошарив в журнале, обращается уже ко мне.

–Да, -с тихой гордостью говорю я. На самом деле поводов для гордости мой здешний род, насколько я знаю, не даёт. Вышло-то как. Когда я только свалилась в этот мир, я, только что вполне благополучная студентка московского вуза, вдруг оказавшаяся в прислугах, конечно, была всё-таки в шоке и всего, что называется, боялась.

И поэтому, когда моя будущая подруга, а в тот момент потенциальный работодатель госпожа Нэймэри спросила меня, из какого я рода, я как-то растерялась и тихонько назвала свою фамилию, Сергеева. А Нэймэри и решила, что я из рода неких Сергов, которых я, естественно, и в глаза не видела.

Знаю только со слов той же Нэймэри, что род этот обедневший, как сказала Нэймэри, а если прямо, то, думаю, попросту обнищавший. Нэймэри и имя моё тогда толком не расслышала, а я и повторять не стала. Откуда я знала, может, имени Элеонора здесь в принципе нет. Короче, так я и стала Элинор из рода Сергов.

И да, и Нэймэри, и даже госпожа Рогнеда, матушка Ратмира, предлагали мне учиться в этом местном универе от имени рода Корнегейских. Но я отказалась. Потому что я бы с величайшей радостью представляла этот род. Но лишь в одном – единственном качестве. В качестве законной супруги графа Ратмира Корнегейского. Только так. Да-с. Я такая.