Тамара чуть более подробно ввела меня в курс дела. Для начала я должна была немного помочь на кухне, но оказалось, что внезапно заболела одна из очень нужных нянечек.

— Алиса, ты же хорошо ладишь со сложными детьми?

— Ну, вроде да, неплохо. Но опять же, от малыша зависит!

— Зоя Антоновна заболела, а с Евой никто не может справиться, Антоновна как-то ещё более-менее... Девочка очень забитая и не идёт ни с кем на контакт.

— Ева — одна из воспитанниц. Я правильно понимаю?

— Да! Она очень нелюдима, — зачем-то снова поясняет мне Тома. — И у неё очень и очень влиятельный папа! Его все в нашем городе знают!

— Он политик?

— Не совсем! Но поверь, если ему нужно будет, он и там всё под себя подкорректирует. Он всегда с лёгкостью добивается того, чего хочет, — не понимаю, зачем мне Тамара всё это говорит? Совсем не важно, кто отец этой девочки, дети все равны и выделять кого-то конкретно нельзя.

Ещё будучи в коридоре, я услышала громкий, я бы даже сказала истеричный, плач ребёнка.

— Ой, Алиса, давай ты сама, а? А то я не могу слышать этот ор, — Тамара настолько стала раздражённой, что даже не смогла удержать лицо, скривилась, как от чего-то мерзкого и гадкого.

Работа нервная, конечно. Но вот всё-таки тут я не могу её оправдать.

Я прекрасно понимаю, что не все могут работать с детьми, это уже физиология человека. Но если ты не переносишь капризы и плач детей, тебе не место в детском саду. И пусть она тут не воспитатель, а заведующая, и мало общается с детьми. Всё равно, в детском учреждении на первом месте — дети.

Я вхожу в небольшую комнату, где всего четыре шкафчика, на полу в углу сидит и громко плачет черноволосая девочка, совсем-совсем ещё крошка. Ей точно не больше двух лет. Над ней склоняется женщина лет сорока, в бордовой блузке, что застёгнута под самое горло, и в черной юбке-карандаш. Она что-то ей бормочет. Вроде как ласково пытается уговорить девочку замолчать.

Тут все одеты очень строго. Только я хожу, словно «инородный предмет», почему-то Тамара позабыла сказать мне про то, как я должна одеваться. Я надела не слишком, но всё же короткий сарафан. И поверх накинула шерстяную кофту тонкой вязки.

— Здравствуйте! — из-за крика девочки меня не услышали.

Я подошла ближе к женщине и аккуратно положила руку ей на плечо.

— Можно я попробую?

— Здравствуй, ты у нас та самая новая уборщица? — наверное, меня женщина перепутала с кем-то. Очень странно посмотрела на меня. — Мне нагорит. Хотя… сил моих больше нет! — на выдохе произносит, машет рукой и не просто отходит в сторону, а вовсе выходит за дверь.

— Привет, котёнок! — потихоньку подхожу и сажусь на корточки перед девочкой. — Почему плачешь? Разве тебя кто-то обидел? — естественно, девочка никак не реагирует, и продолжает громко реветь. Но мне и не нужны её ответы, мне в целом нужно просто отвлечь её. — Может, пойдём, посмотрим, что нам зайка на завтрак принёс? — я очень аккуратно беру девочку за руку, и она поднимает на меня свои красивые, чёрные, раскосые глазки, что обрамлены густыми черными-пречёрными ресницами.

Девочка продолжает реветь, но с места поднимается и идёт вместе со мной. Тамара мне ничего не показала, и я шла больше наугад. Распахнула одну из дверей и не промахнулась. Вошла в группу, где должно быть, как я понимаю, четверо детей, но Ева почему-то сегодня одна!

Стол уже накрыт. От изумления, я ненадолго замираю. "Это же, как в ресторане", — проносится в моей голове. На столе белоснежные, красивые тарелки, а на них фаршированные блинчики с творогом, судя по аромату. А также клубника, малина и нарезка с фруктами. Из напитков чай, сок и просто вода.