Ответом мне был хохот. Оглушительный. Уничтожающий.

Я попятилась, сжала кулаки, готовая защититься, чтобы больше никто никогда так при мне не смеялся…

Левая рука подниматься отказалась. Она налилась мгновенной тяжестью, и я вскрикнула, хватаясь за плечо. От прикосновения проснулась боль. Рукав был мокрым. Его испачкали чем-то липким, пахуче-сладким… Перед глазами промелькнула детская площадка. Темные фигуры спортсменов. Щелчок выстреливающего в тишине лезвия. Вспыхнувший огонь в руке. Один из придурков поранил меня, и только в пылу сражения я могла об этом забыть!

– Надо было тебя там оставить, – зло прошептал Макс, вытряхивая меня из куртки и перехватывая мою руку выше локтя носовым платком, одним молниеносным движением скрученным в жгут.

Я подняла на него глаза, собираясь сказать, как я ему благодарна, что моя рана – просто ерунда, царапина, что я получала удары и пострашнее.

Но ничего сказать не успела.

Лицо Макса стало страшным. Глаза сузились, поджатые губы превратились в тонкую линию, четче обозначились скулы, на лбу вспухла синяя жилка.

– Уходи, – сквозь зубы процедил он. – Быстро!

Я успела заметить, что руки его испачканы моей кровью, и уже знакомый звериный ужас толкнул меня в грудь, заставив попятиться.

– Уходи! – простонал Максим, сгибаясь пополам.

– Тебе плохо? – прошептала я, борясь с невероятным желанием все бросить и сбежать.

– Прошу! – выдавил из себя Максим, опускаясь на корточки. Его било крупной дрожью. На секунду показалось, что он – уже не он, а кто-то другой.

Мне стало по-настоящему страшно. Я попятилась, чуть не споткнулась на ровном месте и бросилась бежать. Около двери обернулась. Макса не было. Неожиданно ставший ярким фонарь освещал пустую площадку с машинами, безлюдную тропинку.

Вновь стало тревожно. Я подняла голову вверх, как будто оттуда на меня сейчас должно что-то упасть.

А может, ничего этого не было?

Ответ болью забился в руке, и я потянула на себя дверь. Не успела войти в освещенный желтым светом холл, как дверь за мной с грохотом закрылась. Паника толкнула меня в спину, и я бросилась к лифтам.

Вот только пугать меня не надо! Не надо! Я сама себя так напугаю, что никому и в самом страшном кошмаре не приснится!

Меня колотило от пережитого страха. Ничего себе денек: сначала Маринка с букетом, потом драка… Руку мне порезали… Ой, мамочки!

Чтобы меня никто не остановил и не стал задавать вопросы, я прямо в ботинках и куртке прошмыгнула в ванную. Несколько минут бестолково металась, не зная, за что взяться сначала – то ли руку смотреть, то ли перепачканное лицо отмывать, то ли пытаться снять куртку.

Наследила! Как же я наследила!

Сняла кроссовки, снова заметалась. Куда их деть? Не придумала ничего лучшего, как бросить в ванну. И здесь меня снова накрыла паника. Ужас какой! Они ведь могли его убить! Я еще полезла как последняя дура! А Синицын-то каков! Мы же в одном классе учимся! Он думает, я молчать буду?

Стянула куртку. Да… С курткой придется распрощаться… Разрез большой, кровью весь рукав запачкан…

Но как он дрался! Одним движением! Спортсмены даже понять ничего не успели.

Его платок…

Я задрала рукав водолазки. На рану взглянула мельком – ничего страшного, царапина, быстро заживет.

Черная шелковая ткань приятно холодила ладонь. Странный цвет для платка. Да и весь он какой-то странный. По краям обработан изящной вышивкой. В углу монограмма «М.М.». От каждой буквы идут причудливые завитушки.

У парня – такой платок?

Почему-то я решила, что в воде он должен раствориться, но ничего не произошло. Черная ткань заблестела под струей, слиплась. По раковине побежали грязно-бурые разводы. Я провела платком по руке. Мне показалось, или я и правда почувствовала легкое покалывание? Ну вот, начинаю бредить…