— Спасибо, Артем Борисович за помощь и позвольте пройти к двери, — быстро тараторит Вересова.

Понимает, видимо, что намеки мои до добра не доведут, а я, между прочим, против, чтобы ее сегодня этот дегенерат до кровати довел. А по его лицу ведь видно, что он не на кофе сюда шел, а с одной единственной целью — трахаться.

Я такого допустить не могу, поэтому и к двери Вересову пропускаю не сразу, а когда отхожу и она открывает, под непонимающие взгляды шагаю следом за ними и быстренько поясняю:

— Угостите кофе, Ева Евгеньевна. Все-таки, уже поздно, путь домой, как вы знаете не близкий, а мне за руль.

— А водитель ваш где? — спрашивает, упорно не желая пропускать меня дальше прихожей.

— Отпустил. Не думал, что он сегодня понадобится. Планы на вечер, знаете ли, были совсем другие.

Пижон приглаженный стоит за ее спиной, поэтому опасный предупреждающий всплеск во взгляде Вересовой достается только мне. И я его благополучно игнорирую. Разуваюсь и следую на кухню. В этой квартире я был уже давно. В последнее время приходилось только заезжать за Евой и отвозить ее домой, да и то чаще это делал водитель, но раньше, когда еще Вересова на меня не работала, да и я сам не работал, эту квартиру я видел. Был в ней не так много раз, но помню, где находится кухня и пру туда, как танк. Впереди планеты всей, а конкретнее, впереди того, кого она с собой притащила.

Он выглядит удивленным. В общем, именно это мне и нужно.

— Напомните, Ева Евгеньевна, где у вас чашки?

— Напомните?! — хмурится. — Вы, кажется, ни разу у меня кофе и чай не пили.

— Точно, — подхватываю ее игру. — Это вы у меня на кухне не раз и кофе, и чай делали.

Беспощадно разрушаю ее мечты сделать перед щеголем вид “ничего такого не происходит”. Потому что происходит. Прямо в эту минуту у меня внутри все кипит и бурлит от желания скрутить его и вытолкать на лестничную площадку, смачно захлопнуть перед его носом дверь, а затем вернуться и…

— Артем Борисович! — отвлекает меня Вересова от мыслей о ее аппетитной голой заднице на этом отполированном столе, видимо, угадав, о чем я на самом деле думаю.

— Простите, не расслышал.

— Кофе какой хотите?

— Черный.

— С сахаром?

— С вами…

— Что, простите? — а это в разговор встревает прилизанный мудила.

— С вафлями, говорю, — отвечаю, глядя исключительно на Еву. — Если они, конечно, имеются.

— К сожалению, вафель предложить не могу, есть печенье.

— Попробуем.

— А вы всегда забытые телефоны сотрудников к ним домой лично привозите? — вдруг подает голос слизняк.

Я уже говорил, что хочу вытурить его за дверь? Очень хочу! Руки чешутся, внутри все трясется, но Вересова мне не простит и тогда точно уволиться без раздумий.

— Нет, конечно, — равнодушно отвечаю. — Просто Ева забыла телефон у меня в кабинете, да и знаете, она все-таки личная помощница, считайте, родной человек. Ну и с детства я ее знаю.

— Вот как…

Мудень даже не пытается скрыть свою неприязнь. Кривится, словно я ему рассказываю о том, как жру дождевых червей на завтрак.

— Ваш кофе.

Ева ставит на стол сразу две чашки. На меня смотрит с раздражением, а ему улыбается. Так, сука, широко и искренне, что хочется его ответную улыбку стереть чем-нибудь. Желательно, кулаком.

— Приятного, — выдает Вересова, я же в ее взгляде читаю “Пейте и проваливайте”.

— А что бабушка? — спрашиваю, прекрасно помня, что Ева живет не одна. — Спит уже? Не разбудим?

И вот при упоминании бабушки все как-то резко меняется. Взгляд Вересовой медленно угасает, уголки губ ползут вниз.

— Бабушку Евы сегодня забрали в больницу. Мы как раз оттуда.

— Что-то серьезное? — резко перестаю дурачиться.