Вот только нет никаких прикосновений и на столе никого нет. Там и телефона моего нет. Там есть только темный монитор и белый лист бумаги.

Это записка. Предназначена явно мне, хоть имени нет.

«Если хочешь вернуть свою вещь, приди, закончи начатое и забери».

Я вспыхиваю и задыхаюсь от возмущения. Он прикарманил мой телефон! Как же боссу подходит его фамилия! Гадаев настоящий гад. Он прямым текстом, не стесняясь и не раскаиваясь пишет, что я должна сделать ему минет? А как ещё понимать «закончи начатое»?

А ведь у него тоже девушка есть! Они с Миланьей Вронской уже давно встречаются. Хотя о чем я? Отношения у парочки свободные. Я ведь сама знаю, что босс изменяет своей девушке направо и налево. Удивляет такое отношение именно ко мне.

Гадаев и я — несовместимы. Он меня терпеть не может, как и я его, долгое время. Ведь знаем мы друг друга с детства и никогда не ладили. Когда были помладше — дрались, когда подросли — устраивали друг другу подставы перед родителями. Когда совсем выросли — научились обходиться игнором. А потом вдруг у нашей семьи начались проблемы. Отец потерял бизнес, мамин магазин еле-еле выживает. Бабуля заболела и все свободные деньги ушли на лечение. Я переехала к ней и мне срочно понадобилась работа. Я искала, ходила по собеседованиям, но без опыта брать меня не спешили. Ну или зарплату предлагали такую смешную, что я бы ею даже бензин, потраченный на дорогу не покрыла. В общем, отец обратился к своему другу Борису и меня вынудили работать на Гадаева-младшего. Он был вообще не рад такому повороту. Ни разу! И весь год мне это всячески демонстрировал.

«Евангелина Евгеньевна, впредь не пишите примечания ручкой! Почерк у вас так себе». «Вересова, топаете, как слон!». «Евангелина Евгеньевна у меня сегодня будут важные люди, наденьте пиджак. Боюсь, ваше глубокое декольте отвлекает клиентов от работы. Это я равнодушен, а они ваш размерчик оценят». Ну и всё в этом духе. А теперь что выходит? Приди и закончи начатое? Как бы не так!

Я сминаю бумагу и со злостью кидаю в корзину. Беру из ящика стола чистый лист, сажусь в кресло Гада и пишу заявление на увольнение. Намеренно пишу от руки, зная, как его почерк меня раздражает. И буквы вывожу красивейшим образом, закручиваю, все как он любит. Хочу, чтобы у него кровь из глаз пошла, когда он это читать будет. И телефоном моим пусть подавится. Кажется, и правда пора бронировать билет на необитаемый остров. Надеюсь, там мать-природа меня прокормит, потому что сбережений как таковых у меня нет. На билет разве что хватит.

4. Глава 4

Артем

Когда баба считает себя умнее, мне хочется доказывать обратное. Желательно так, чтобы с ее губ срывались хриплые стоны, а из головы выветривалась вся неподходящая дурь. Гордость, например, принципиальность, неприступность. Эта характеристика Вересовой не шла, но она упорно старалась соответствовать. С мокрыми трусами и стоячими сосками, зато сколько упрямства!

Быть девочкой недотрогой ей не идет. И строить из себя неприступную крепость, когда там уже напрочь сломаны ворота — тоже. Какой смысл оставлять меня с гудящими от перевозбуждения яйцами и крепким стояком? Она надеялась, что я оставлю ее в покое? Не вышло. Сижу вот в машине за углом офиса и кручу в руках ее телефон. Не забрать его с собой, когда она оставила его на столе, оказалось невозможным.

На сочинение ей провокационной записи ушли минуты. Я тогда слабо понимал, что делаю. В голову ударило только одно — похоть. Дикая, неконтролируемая похоть. Я представлял, как она вернется в кабинет, войдет в полутемное помещение и погрузится в воспоминания, прочитает мое послание, разозлится и… возбудится еще сильнее. Я был уверен, что злость ее заводит. За эмоциями Вересова теряет контроль и превращается в мягкую тягучую глину, из которой можно делать все, что заблагорассудится. А мне многое представляется. И довольно давно. Куда дольше чем этот год, который она на меня работает.