Рука мечницы зависла в воздухе с марципаном, не донесённым до рта. Гёц прикусил язык.

– У тебя опять рожа чешется?

– Гёц! Эрна! Ко мне! – проревел барон и хлопнул ладонью по столу с рассыпанными картами, крошками, пятнами от спиртного на сукне и тем, что осталось, когда герр Глауб незаметно поковырялся в носу и вытер пальцы.

Прервав беседу, поименованные присели слева и справа от барона, с вниманием взирая на покрасневший нос и огромные блестящие глаза. Обыкновенно читать по ним намерения старика не составляло труда, но сейчас Готфрид угадывал лишь объём выпитого.

– Ты сегодня здорово в минус ушёл, да? – заметил он, сравнивая жалкую горстку монет с её первоначальной величиной. Воистину, эта игра не только самая важная в городе, но и самая убыточная. Впрочем, убытки хотя бы не только из его кармана покрывались…

– Что?.. А, да… Да начхать. У меня для вас охре-нитель-ные новости! – медленно проговорил Даголо, старательно разделяя слова. – Мы проведём Кавальеллу! То есть – вы проведёте. А я позабочусь, чтобы там оказалось мно-о-ого знатных с деньгами.

– Неужели герцог приедет?

Гёц выудил из памяти титул, обгадивший два года назад грандиознейшее предприятие за всю историю игр в Кальваре. Старик потряс пальцем в опасной близости от своего носа.

– Точно! Приедет. Будет договар-риваться с патрициями. И под эт' дело мы скачки по… потянем. Ты всё организуешь, а ты, – палец переместился в сторону Эрны, – ты за всем присмотришь, чтобы все эти жадные, мерзкие, голожопые крысы, которые шляются вокруг нашего прекрасного города, не обнесли Треф с моими деньгами… Верно? Сколько времени?

– Немного за час…

– Чтоб меня, да не сейчас же! На сборы!

– Недели три, по меньшей мере, – терпеливо поправился делец, быстро смахивая брызги с щеки. – Ипподром мы в прошлый раз отстроили, но его ведь причёсывать.

– Три недели…

Взгляд Даголо ненадолго затуманился, он вытянул губы в трубочку, нахмурился и наконец изрёк:

– Ладно, три так три. Действуй! Завтра же!

Придвинувшись, он дружелюбно похлопал по ладони Шульца, лежащей на столе, и отечески добавил:

– Выжми мне кучу денег из этих рыцарей, мой мальчик! – Он тут же поднял руку и помахал ею в воздухе. – А теперь сдрисни, я пошепчусь с Эрной.

Готфрид медленно поднялся из-за стола. Голова всё равно пошла кругом, как после куртовой затрещины. Кавальелла – его детище в не меньшей степени, чем Даголо, только, разумеется, тот по праву старшинства присвоил право выбрать пафосное название на валонском.

Провести такое большое состязание, да с таким количеством игроков, одновременно знатных, состоятельных и не искушённых в особенностях кальварского спорта – это же просто мечта для Треф. Только вот как плести заговор в городе, если ты торчишь в дне пути от него и от рассвета до заката орёшь на сотню бездельников?

В поисках подмоги делец огляделся по сторонам. Ему ответила только полупустая бутылка.

***

Ноги просто гудели от усталости, зато в голове стояла блаженная тишина. Деньги мирно лежали себе под замками, последние пьяные голоса разошлись по улице в обе стороны – в кабаке напротив сейчас только парочка безработных выпивох при средствах. Единственная лампа с паршивым маслом лениво разгоняла тьму в комнатушке и рисовала длинные тени за парой сундуков и башмаком, свалившимся на бок.

Ещё одна тень накрыла Готфрида с головой.

– Уже уходишь?

– Ухожу, – буркнула Эрна и потянулась к своей застиранной рубахе.

Что бы ни болтали в Саду, какие-никакие женские принадлежности у неё имелись, и их даже не слишком обезображивали мускулы и пять шрамов на теле. Раны от копья у плеча и на бедре, рубец на левом предплечье, мелкие отметины на боку и колене – не считая следов кнута между лопаток.