Тотчас всё «небо» озарилось ярким сиреневым светом.

Он был не просто ярким. Он был ослепительно сиреневым! Я никогда не видел, чтобы свет – цвет был таким. Он был совершенно неестественным.

Дышать стало легче. Спазм отступил, и я поднял голову. Сиреневый свет плавно переходил в голубой, а ещё выше – в синий, теряясь в небесах.

Справа от меня был огромный, метра два в поперечнике, зелёный столб. Столб уходил в небо. Его поверхность была покрыта продольными углублениями с впечатанными в промежутки выпуклыми шестиугольниками. Из него шёл какой-то приглушенный шум. Никогда не видел ничего подобного!

Вдруг всё это великолепное свечение заколыхалось, и сверху посыпались большие, величиной с грецкий орех, ярко-жёлтые «шарики». Их было множество. Они издавали запах, напоминающий цветочный. Шарики замедлялись, плавно опускаясь.

Тут я заметил, что сиреневый «свет» является поверхностью. Можно было приблизиться и определить на ощупь. Намереваясь осмотреть дорогу, я глянул вниз.

Ног у меня не было!

***

Надо мной было небо. Плыли облака, и птицы реяли, срываясь вниз. Савелий склонился надо мной, заслонив видение неба. Я встал.

– Что…. Где я был, Савелий? – спросил я, отряхивая с головы пух одуванчика.

– Ты? Ясно дело – в цветке.

– Как это – в цветке?

Я отчётливо помнил увиденное. Сомнений никаких не было. Сине-сиреневые лепестки, пыльца…. Ну да, в цветке. Это же так естественно – взрослый мужик залезает в цветок. Он обычно так и делает весной.

– Твоя беда в том, что ты воспринимаешь мир линейно, в одной плоскости. То есть мир вот такой. Он материален. Он – твёрдый. Иногда жидкий и газообразный. Вода – мокрая. Сыр – вкусный. Всё состоит из атомов. И так далее. Так тебя учили.

– А разве не так, Савелий?

– Нет.

Мы шли к избе. Дед молчал, шагая впереди меня. Он замедлил шаг только перед порогом. Затем резко обернулся.

– Тебе тридцать два года, и в тебе семьдесят пять килограммов. Ты был в цветке?

Я молчал. Но дед смотрел прямо мне в глаза.

– Савелий, но это же был какой-то фокус, да?

– Может быть, может быть. А ты как думаешь сам? Как ты залез туда?

У него была точь-в-точь такая же интонация, как у героя старого фильма «Волшебная лампа Аладдина»: «Мубарек, зачем ты залез в кувшин?» Мы вошли в дом, и он усадил меня на скамью. Сам сел прямо на пол. Не дожидаясь моего ответа, в котором в общем-то и не было нужды, стал говорить:

– Учёные уже давно упорно работают в области элементарных частиц. Мезоны, гипероны, бозоны. Казалось бы, что с того? Найти самую элементарную частицу – вот задача. Такую частицу, мельче которой уже не было бы. Зачем?

Она – основа всего. То, из чего создана материя. Она – сама материя.

Эта эмпирическая частица последняя в ряду. Дальше её – уже энергия идёт.

Известно также, что такая частица пока не открыта. Иные и вовсе сомневаются в её существовании.

Но мало кому известно, что всё же такая частица была открыта, только никто не заметил этого исторического события. Кроме старика Эйнштейна.

Фотон, движущийся со скоростью света, претерпевает любопытные изменения. В любой бесконечно малый отрезок времени он является либо электроном, либо электромагнитной волной. То есть – либо материей, либо энергией. Эйнштейн пришёл к выводу, что фотон и есть та самая частица, стоящая на границе энергии и материи. Кирпичики, из которых состоит вселенная. Другими словами, материя – это фотоны, свет. А свет, как известно, это то, посредством чего мы видим, воспринимаем весь мир.

Но тогда получается, что материи не существует, есть только свет, только он и реален.

Все последние работы Эйнштейна были изъяты, а сам он объявлен сумасшедшим. Это было не слишком открыто, но всё же очень умело, да. К чести спецслужб того времени.