Вдруг вспыхнула белая молния; прокатился глухой гром, и наверху что-то тяжело рухнуло. Барабаны загремели, словно обезумев, —думм-бумм, думм-бумм! – и вдруг стихли. Слетев по лестнице, Гэндальф упал к ногам друзей.
– Отлично! Дело сделано! – выдохнул он, с трудом поднимаясь на ноги. – Что мог, я совершил. Но я встретил достойного соперника и чуть не погиб. Что вы тут стоите? Скорей! На свет пока не рассчитывайте – я выбит из седла. Вперед! Ты где, Гимли? Пойдешь со мной! А вы не отставайте – слышите?
Спотыкаясь и гадая, что же могло произойти, остальные поспешили следом.
Думм, думм, – очнулись барабаны. Рокот стал глуше и словно отдалился, но следовал за Отрядом не отставая. Пока о погоне ничто не говорило. За спиной не слышалось ни топота, ни голосов. Гэндальф шел вперед не сворачивая, и коридор, похоже, вел как раз туда, куда требовалось. Время от времени приходилось спускаться на ярус ниже. В каждой лестнице было ступеней пятьдесят, а иногда и больше; лестницы эти были опаснее всего – в темноте не мудрено было пропустить ступеньку и шагнуть в пустоту. Гэндальф простукивал пол посохом, как слепой – тростью.
Через час, пройдя версты с полторы или чуть больше, преодолев не одну лестницу и все еще не слыша за собой погони, беглецы начали надеяться на спасение. После седьмой лестницы Гэндальф внезапно остановился.
– Жарковато становится! – сказал он. Ему явно не хватало дыхания – он говорил с трудом. – Скорее всего, мы на уровне Ворот. Скоро придется повернуть налево, к востоку – было бы только, куда повернуть! Однако надеюсь, что долго искать не придется. Я выдохся. На секунду нужно остановиться. Пусть нам на голову валятся все орки, сколько их есть на свете, – мне нет дела!
Гимли, взяв волшебника за руку, помог ему сесть на ступеньку.
– Что случилось у двери? – спросил он. – Явился тот, кто бьет в барабан?
– Не знаю. – Гэндальф тяжело вздохнул. – Я встретил нечто такое, чего доселе не встречал никогда. Все, что я мог сделать, – это наложить на дверь заклятие, чтобы она не могла открыться. Я знаю много таких заклятий, но все они, если работать на совесть, требуют времени, и все ненадежны: заклятую дверь не откроешь, это правда, но зато ее можно выломать. Я слышал, как галдят орки по ту сторону, и ждал, что они вот-вот разнесут дверь по камешку. О чем они гомонили, я не понял – я не знаю их отвратительного языка. Но одно слово я различил: гхаш. Это значит – «огонь». И вдруг в зале появился еще некто или нечто. Я почувствовал его через дверь. Орки притихли – похоже, сами перепугались. Оно взялось за железное кольцо – и тут заметило меня и мое заклятие. Что это было, я даже не догадываюсь, но такой угрозы, какая исходила от этого нового чудища, я не чувствовал еще никогда. Заклятие, которым оно мне ответило, было ужасно и чуть не сломило меня. Дверь даже перестала на мгновение мне повиноваться и приотворилась! Я вынужден был произнести Повеление. Напряжение превысило все пределы, и дверь рассыпалась в прах. За ней поднялось что-то черное, как туча, и закрыло свет. Меня отбросило на лестницу. Но вместе с дверью рухнула стена, а с ней, должно быть, и крыша Летописного Зала. Боюсь, Балин теперь погребен воистину глубоко. Но, возможно, с ним нашло могилу и еще нечто… Точно, правда, сказать не могу, но проход завален надежно. Никогда еще я так не уставал! Но мне уже лучше. А теперь – что с тобой, Фродо? Некогда было сказать, но я ничему еще в жизни так не радовался, как твоему голосу, когда ты заговорил! Я всерьез думал, что Арагорн несет хотя и очень храброго, но мертвого хоббита.