Но и этот мальчик казался интересным, и, возможно, он мог бы показать Шасе моторный отсек траулера. Шаса оглянулся на завод. Мать не следила за ним, и он вознамерился проявить великодушие.

– Привет!

Он улыбнулся, сделав рукой царственный жест. Его дед, сэр Гаррик Кортни, самый важный мужчина в жизни Шасы, всегда убеждал его: «По праву рождения ты занимаешь высокое положение в обществе. Это не только дает тебе преимущества и привилегии, но и возлагает на тебя обязанности. Настоящий джентльмен всегда вежлив и любезен с теми, кто ниже его по статусу, будь то черные или белые, молодые или старые, мужчины или женщины».

– Я Кортни, – сообщил Шаса. – Шаса Кортни. Мой дед – сэр Гаррик Кортни, а мать – миссис Сантэн де Тири-Кортни.

Он ожидал выражения почтения, обычно вызываемого этими именами, но, когда ничего такого не заметил, продолжил, несколько сбившись:

– А тебя как зовут?

– Меня зовут Манфред, – ответил мальчик на африкаансе и слегка вскинул густые черные брови над янтарными глазами.

Брови были настолько темнее его светлых волос, что казались покрашенными.

– Манфред де ла Рей, и мои дед, и мой двоюродный дедушка, и мой отец – тоже де ла Реи, и они всегда выбивали дух из англичан, если с ними встречались.

Шаса покраснел при этой неожиданной атаке и уже собирался повернуть назад, когда заметил старика, склонившегося к окну рулевой рубки и наблюдавшего за ними, и двух цветных матросов, что вышли из носового кубрика. Теперь он не мог отступить.

– Мы, англичане, победили в войне и в четырнадцатом году разгромили бунтовщиков, – огрызнулся он.

– «Мы!» – повторил Манфред и повернулся к зрителям. – Этот маленький надушенный джентльмен выиграл войну!

Матросы одобрительно загоготали.

– Понюхайте его, – продолжал Манфред, – его бы следовало назвать Лили – Лили, надушенный солдатик!

Манфред повернулся к Шасе спиной, и только теперь Шаса сообразил, что мальчик выше его на добрый дюйм, а руки у него пугающе мускулистые и загорелые.

– Так ты англичанин, Лили, да? Тогда ты должен жить в Лондоне, ведь так, сладкий Лили?

Шаса никак не ожидал, что бедный белый мальчик окажется таким красноречивым, а его остроумие – настолько язвительным. Обычно в любом разговоре главенствовал Шаса.

– Конечно я англичанин, – рассерженно подтвердил он, ища достаточно находчивый ответ, который положил бы конец обмену репликами и позволил бы ему с честью выйти из ситуации, над которой он быстро терял контроль.

– Значит, ты должен жить в Лондоне, – настаивал Манфред.

– Я живу в Кейптауне.

– Ха! – Манфред повернулся к зрителям, число которых уже увеличилось.

Темный Хендрик сошел со своего траулера на причал, а вся команда собралась у поручней.

– Так вот почему их называют soutpiel! – громко произнес Манфред.

Матросы захохотали, услышав это грубое выражение. Манфред никогда не произнес бы таких выражений в присутствии отца. Это означало «соленый хрен», и Шаса покраснел и инстинктивно сжал кулаки при оскорблении.

– Soutpiel стоит одной ногой в Лондоне, а другой в Кейптауне, – с удовольствием пояснил Манфред. – А его мотня болтается посреди старого соленого Атлантического океана.

– Ты возьмешь свои слова обратно!

От гнева Шаса не мог найти достойного ответа. С ним еще никогда ни один из низших не разговаривал подобным образом.

– Взять обратно – ты имеешь в виду вроде того, как ты оттягиваешь назад свою соленую крайнюю плоть? Ну, когда ты развлекаешься? Ты это хотел сказать? – спросил Манфред.

Аплодисменты команды сделали его безрассудным, и он подошел ближе к мальчику, стоявшему высоко на причале, оказавшись прямо под ним.