– Но исключительно полнолетних, – быстро добавил Пейрак-Пейран.

– Дамы из Туссента, – сказал Геральт, оглядываясь, – вряд ли обрадуются, узнав о нашем разговоре. Княгиня тоже.

– Полностью с вами согласны, – буркнул Пальмерин де Лонфаль. – Желательна секретность сверх всякой меры. Не следует пробуждать спящих святош…

– Откройте мне счет в одном из местных краснолюдских банков, – медленно и тихо сказал Геральт. – И поразите меня своей щедростью. Предупреждаю, поразить меня не просто.

– И все же мы постараемся, – гордо пообещал Пейрак-Пейран.

Они обменялись прощальными поклонами.

Вернулся Регис, который, конечно, все слышал своим вампирьим слухом.

– Теперь, – сказал он не улыбаясь, – ты, конечно, тоже можешь утверждать, что это был невольный рефлекс и необъяснимый импульс. Но объяснить, откуда взялся новый банковский счет, тебе будет трудновато.

Геральт глядел куда-то ввысь, более того, поверх крон кипарисов.

– Кто знает, – сказал он, – может, все-таки мы проведем здесь несколько дней. А с учетом Мильвовых ребер, может быть, даже больше, чем несколько. Может, несколько недель. Ведь не помешает обрести на это время финансовую независимость?

– Так вот откуда у тебя счет у Чианфанелли, – покачал головой Рейнарт де Буа-Фресне. – Ну-ну. Если б княгиня узнала, были бы точно смены в должностях, была бы новая раздача патентов. Ха, возможно, и я бы маленько подрос? Чес-слово, жаль, что у человека нет задатков к доносительству. А теперь расскажи об известном выпивоне, на который я так рассчитывал. Мне так хотелось побывать на том пиру, поесть и попить. А меня выслали на границу, на вышку, в холод и собачью пургу. Эх, холя-холя, рыцарская доля…

– Великому и шумно разрекламированному пиру, – начал Геральт, – предшествовала серьезная подготовка. Надо было отыскать Мильву, прятавшуюся в конюшнях, надо было убедить ее, что от ее участия в банкете зависит судьба Цири и чуть ли не всего мира. Надо было почти что силой натянуть на нее платье. Потом заставить Ангулему поклясться, что она поведет себя как подобает даме и уж обязательно постарается избегать слов «курва» и «жопа». Когда наконец мы всего этого добились и уже намеревались было взяться за вино, появился камергер ле Гофф, маршал двора, пуще прежнего воняющий глазурью и надутый как свиной пузырь.

– В данных циркумстанциях[16] я вынужден пояснить, – загундосил камергер ле Гофф, – что за столом ее милости нет мест первых и последних, никто не может обижаться на то, что ему предназначено положение за столом, кое покажется ему ниже его достоинства. Однако же мы здесь, в Туссенте, строго блюдем и чтим давние традиции и обычаи и придерживаемся обсерванции[17]. В соответствии же с оными обычаями, традициями и…

– Переходите, милостивый государь, к делу.

– Пиршество назначено на завтра. Мне надобно рассадить гостей в соответствии с честью и рангом.

– Ясно, – серьезно проговорил ведьмак. – Значится, так: самый достойнейший из нас, как рангом, так и честью, – Лютик.

– Господин виконт Юлиан, – произнес камергер, задрав нос, – являет себя гостем экстраординарно почетным. И как таковой одесную ее милости усажен будет.

– Ясно, – повторил ведьмак, серьезный как сама смерть. – А относительно нас… виконт не пояснил, у кого ранг, титул и честь, в смысле – достоинства каковы?

– Пояснил лишь, – кашлянул камергер, – что ваши милости пребывают здесь инкогнито с рыцарской миссией, деталей каковой, как и истинных имен, гербов и титулов, выдавать вам нет возможности, ибо того не допускают ваши обеты.

– Именно так оно и есть. Тогда в чем же проблема?