Яйца лопались, едва долетев до земли.

Поверхность незнакомого Мира сотрясалась от их падения.

Джингл, испуганно сжавшаяся в углу, завизжала от ужаса.

В два прыжка Анфиса очутилась рядом с девочкой, прижала её к себе, зажав уши эльфийки руками.

«Птицы не могут нестись вечно! — думала ведьма, — даже такие! Рано или поздно это закончится, и я смогу выйти наружу и узнать где мы очутились».

Прошло немало времени, прежде чем «птицы», развернувшись, стали удаляться. Грохот, сопровождавший «птиц» все время, пока они кружили над домом, стал затихать, и вскоре исчез полностью.

«Странное место они выбрали для кладки, — подумала Анфиса, — и необычный способ! Ни одна нормальная птица не станет бросать своё яйцо на землю с воздуха! Это насколько нужно быть глупой, чтобы не понимать — яйцо, упавшее с такой высоты, разобьется!»

Анфиса перенесла Джингл на лежак в углу, укутала её в тряпье и начала укачивать, как маленького ребёнка. Вскоре, ведьма поняла, что эльфийка уснула. Спустя некоторое время задремала и сама Анфиса.

* * *

— Ну что, ущербные, не обосрались от страха?! — резкий визгливый голос разорвал тишину комнаты.

Анфиса тотчас вскочила. Она увидела, что небо за окошком стало серым, а это значит — настал новый день.

В дверях комнаты стояла огромная бабища и улыбалась щербатым ртом:

— Что замерли?! Быстро поднимайте задницы и марш на площадь! Даром я вас кормить не буду! — и добавила, заметив все еще испуганный взгляд ведьмы, — налёт закончился! До вечера все будет спокойно! А в следующий раз не выделывайтесь, а бегите вместе со всеми в бомбоубежище!

Почти все, о чем говорила женщина, которая, как подумала Анфиса, и была хозяйкой этого убогого жилища, для ведьмы абсолютно ничего не значило. Так. Непонятный набор слов и звуков! Решив зацепиться хоть за какое-то знакомое слово, Анфиса уточнила:

— А зачем нам на площадь?

— Как зачем? — захохотала бабища, — за тем же, что и всегда! Ты будешь гадать по руке и на картах, обещать тупым кухаркам, что их мужья и сыновья вернутся с войны живыми! А твоя страхопутная дочурка будет петь жалобные песни! За жалобные больше подают! Так что давайте, выметайтесь! Накормлю, когда вернётесь!

— А мы давно у вас живём? — решилась задать вопрос Анфиса.

— Да тебе, никак, взрывной волной совсем память отшибло! — рявкнула бабища. Потом, словно смилостивившись над «убогим», добавила, — да уж с месяц, как прибились.

— Мы сейчас пойдём, — согласилась Анфиса, — только дочку возьму на руки поудобнее.

— С чего это ты её на себе таскать вздумала, — бабища вытаращила глаза, — сама пусть чапает! На своих двоих! — и подскочив с удивительной для её веса скоростью к лежаку, дёрнула Джингл за руку.

Эльфийка, как пёрышко, слетела с лежака и, сделав несколько семенящих шажков по комнатке, оказалась рядом с Анфисой.

— Ты можешь ходить! — ведьма едва не разрыдалась от счастья.

— Конечно может, — ухмыльнулась бабища, — с чего бы ей разучиться?

— У моей девочки были проблемы с ногами, — осторожно подбирала слова Анфиса, — давно, еще когда она была маленькой. Я испугалась, что треволнения сегодняшней ночи могли лишить её возможности ходить. Но, как вижу, все обошлось.

— Обошлось! — рявкнула бабища, — так что нечего тут рассиживаться! Идите на площадь! Может, заработаете пару пенни.

Анфиса, взяв за руку всё еще испуганно вздрагивающую Джингл, поднявшись по стёртым каменным ступеням, вышла из полуподвальной комнатушки и оказалась на улице.

Место, куда перенеслись ведьма и эльфийка, было Анфисе не знакомо. Узенькие, вымощенные булыжником улочки, вились между старыми, в основном двухэтажными, домами, многие из которых были полуразрушены. Но в полуподвалах и подвалах, под грудами кирпичей и брёвен, всё еще теплилась жизнь.