– Мой дорогой, с учетом твоих сегодняшних обещаний в отношении идей моих промышленников и грядущего разрешения наших угольных и рудных проблем, я готов сам заткнуть глотку всей гавкающей братии в Рейхстаге. Даже картечью моей гвардии, если сильно попросят! Хотят роспуска – они его получат! Боже! Как я иногда завидую тебе, что в России нет этого гнусного парламентского рудимента бисмарковских заигрываний с плебсом! И со всякими ничтожными князьками, нацепившими на себя фиглярские коронки и позволяющими себе надувать губы на Пруссию и ее короля!

Ты тонко пошутил тогда, перед земцами. Совершенно верно – после победы они про все «представительства» забудут. Но имей в виду, что случись у тебя смута в тот момент, когда армия и гвардия сражаются где-нибудь на Востоке, я дам тебе столько корпусов, сколько понадобится, чтобы раздавить любую скверну, угрожающую твоему трону.

По части займов: я непременно укажу моим толстосумам, что прижиматься в отношении Петербурга им не следует. Пусть Коковцов приезжает. Подпишем договор и обсудим все наши финансовые дела. Кстати, можешь его обрадовать: я решил упорядочить процедуру выдачи вывозных премий на зерно и муку. Хватит моим хитрецам рушить твой европейский рынок. Свое пусть вывозят – их право. Но за перепродажи я их прищучу. Ну а ты накажи своих: неужели так сложно построить элеваторы и наладить нормальную очистку зерна? Ведь это же один из важнейших источников твоих доходов!

Что же касается Витте, здесь ты волен решать. Он твой слуга. Как ты помнишь, именно в этом смысле высказался твой покойный отец, когда мне пришлось расстаться с князем Бисмарком. Да и Авелана с министерства, по правде говоря, ты убрал правильно. Старый конь застоялся и зажрался французского овса. Галопа от него не дождешься, как ни гоняй. На колбасу! Но вот Алексей Александрович… Как ты смог решиться на такое, Ники?! Или все-таки мой глас наконец-то услышан? И твоя вера в добродетельную верность девицы Марианны после ее лондонских похождений этой весной поколебалась?

– С дядей Алексеем было очень трудно. Ты не представляешь, чего мне это стоило. Но дело нужно было выправлять. А у него и со здоровьем не все ладно. И если ты газеты наши видел… ну, по поводу его француженки-балеринки, всех этих ее побрякушек да мебелей. Уже ведь до полной наглости дошло! Со всякими пошлыми сравнениями. Я едва сумел замять скандал… Да еще в военное время, когда каждый рубль для Кронштадта или Артура под увеличительной лупой, о чем я всех предупредил лично!

– Ну, во-первых, твоя Мати поскромнее была. Хоть она и полька, но не в пример умней и дальновиднее этой вертлявой галльской дуры, – Вильгельм многозначительно взглянул на кузена, – а во-вторых, я за подобные фортеля щелкоперов сажаю в крепость. Сразу. Чтоб другим не повадно было. И тебе не советую либеральничать. Но меня беспокоит только, как тебе все это, в том числе и отставка Витте, отольется со стороны вдовствующей императрицы и остальных старших дядьев.

– Объяснения с мама мне так и так предстоят нешуточные. Как и с дядюшками. С Владом, Сергеем и Николашей. Или ты думаешь, что о нашем сегодняшнем чаепитии не доложат? Но другого выхода по генерал-адмиралу просто не было. Про Витте я тебе уже все рассказал. По поводу предвоенных «успехов» Алексея Александровича и его обожаемых Авелана с Верховским и Абазой ты сам должен быть в курсе, какой бардак творился в наших министерских и дальневосточных делах. И еще попытались все свои ошибки на Алексеева свалить! Слава богу, я решил во всем тщательно разобраться. Кстати, я ведь на многие заседания Особого совещания фон Гинце специально приглашал…