– В бога?

– В бога. В богов. Во вселенский разум. В высшие силы. В деньги. В удачу. В свободу слова или демократию. В бессмысленность жизни. Во что-нибудь, но только искренне.

– Я… не знаю.

– Жаль. Но у вас еще будет время поразмыслить.

– Да какое вам, собственно говоря, дело?

– Никакого. Хотя… глобальный интерес к вопросам веры. И частный – к вам. Я хочу побеседовать с вами о перспективах, – Варг и говорил-то тихо, почти шепотом, но несмотря на рокот мотора, Вершинин слышал каждое слово. – О ваших перспективах, доктор Вершинин. Вы ведь сами думали о них, верно? Вы хороший врач. Очень хороший.

– Благодарю за комплемент.

Холод пробирал до костей. Шершавый язык его вылизывал кожу, стесывая до мышц, а там и до костей добираясь.

– И вот вы, хороший врач, по недосмотру судьбы застряли в никчемной больничке, которая если и держится на плаву, то сугубо благодаря вашим стараниям.

– Неужели?

– Именно. Вы выбиваете финансирование. Вы ищете спонсоров. Вы бьетесь, чтобы все это заведение работало, как следует, – легкие как снежинки слова слипались в сугробы обстоятельств. – Вы не виноваты, что усилия ваши не приносят результата. Больница обречена. Она устарела. Она… дань истории, не более. И вы сами рискуете стать таким вот анахронизмом, существующим лишь по чужой милости. Не думали об этом, а Борис Никодимыч?

– Не думал.

– А зря. Но у меня есть вариант. Вот, – в льдисто-прозрачных пальцах появился прямоугольник. – Частный медицинский центр «Здравушка». Пост заведующего отделением хирургии. Для начала. Полгода и ваш организаторский талант оценят по достоинству. Пост директора и пакет акций позволят вам наладить жизнь не только свою, но и вашей бедной сестры. Ей мало тех денег, которые вы отправляете, а совесть не позволяет вам брать больше. Другой бы взял. Но вы – честны. И это тоже станут ценить…

Прямоугольник жег руки холодом.

– Решайтесь, Борис Никодимыч, решайтесь, – Варг улыбался, демонстрируя зубы – белые треугольники, приклеившиеся к бесцветным деснам. Разве у людей бывают подобные зубы?

– А взамен что?

– Сущая мелочь. Безымянный мальчишка из третьей палаты… тот, которого с улицы привезли. И которого у вас получилось вытянуть. Почти получилось. Вы ведь и вправду хороший врач.

– Хотите, чтобы я убил его? – Вершинин попытался вернуть визитку, но та примерзла к пальцам.

– Чтобы вы его отпустили.

Недолгая пауза, ровно на то, чтобы вдохнуть и выдохнуть.

– Вам ли не знать, Борис Никодимыч, чем чреваты подобные травмы. Вы ждете, что мальчик очнется? Возможно. А дальше? Вы научите его дышать без аппарата ИВЛ? Двигать пальцами рук. При некоторой толике везения – и самими руками. Говорить. Слышать через аппарат. Видеть. Если, конечно, повреждения мозга позволят ему понимать, что он видит и слышит. Вы держите это несчастное дитя на привязи вашего безумного гуманизма. Но есть ли в нем какой-нибудь смысл? Скажите, вы готовы нести за него ответственность до самого конца вашей жизни? Что молчите, Борис Никодимыч?

Потому что нечего сказать. И Варг продолжает:

– Это не будет убийством. Нужно лишь смириться с очевидным. Вам не спасти всех.

– Но я постараюсь, – решение созрело моментально и было алогично.

Кому нужен этот мальчишка? Никому. Тогда чего ради? И собственный вопрос Вершинина тут же озвучивают:

– Упрямитесь? Чего ради?

– Ради себя.

– Что ж, достойно. И как ни странно – понимаю. Но Борис Никодимыч, все, что будет происходить дальше – с вами ли, с больницей – последствия вашего решения. Надеюсь, вы не станете в нем раскаиваться.

– Угрожаете?

Вершинин не боится угроз, во всяком случае, ему кажется, что страха в нем нет. Только холод.