В каюте девушки смогли расслабиться и дать выход эмоциям.

– Шанель, я боюсь! – простонала Айсель.

Она буквально содрала с себя сафри, затем, словно обессилев, рухнула в кресло, но усмирила свой порыв и аккуратно сложила одежду на колени.

– Чего ты боишься? – настороженно спросила Шанель, снимая капюшон и поднимая вуаль.

– Всего боюсь! Двадцать четыре года я жила, ни о чем не думая. Считала, что гибель родителей – крушение всех надежд. Что после этого мне самой не захочется жить. Но дядя Корин и тетя Шей… стали мне мамой и папой. А ты и Керим – родными братом и сестрой.

– Тогда не понимаю, чего ты…

– …всего, Шанель! Как подумаю, что вокруг меня столько мужчин, в холодный пот бросает. И все так смотрят, словно женщину никогда не видели. Нас, конечно, готовили к тому, что иномирцы – другие, но действительность превзошла ожидания. Они оказались еще хуже, сестренка, как животные… Этот Кайрен фен Драм смотрел на тебя, будто съесть хотел. Прямо там! Или провести слияние… немедленно. Что бы тогда с нами было… с тобой? А? Мы беззащитные… совершенно… перед ними.

Айсель закрыла некрасиво сморщившееся лицо ладошками и зарыдала, сжавшись в комочек. Шанель не ожидала истерики от сестры. Вот только не от нее. Более слабой духом она считала себя. Ей тоже хотелось расплакаться от чувства одиночества и страха перед агрессивным окружающим миром, чужим миром, но сестра опередила. Должен же хоть кто-нибудь пожалеть ее. Шанель присела на подлокотник, обняла Айсель за вздрагивающие плечики, прижала к себе, утешая и поддерживая.

Айсель, как маленькая девочка, ткнулась лицом в колени сестры и завыла:

– Я домой хочу, к дяде и тете… Я к Кериму хочу… к Эдеризу… Я стану самой лучшей женой, только бы он никогда не оставлял меня одну.

Шанель ласково гладила медные волосы сестры, успокаивая и приговаривая:

– Я же с тобой, сестренка. Ты не одна! У нас все хорошо. Тут замечательная охрана, военные…

– Шанель, ты знаешь, что я вижу по ночам в последние дни? – Айсель приподняла с колен сестры заплаканное лицо и, посмотрев в фиалковые глаза, выпалила: – Сперму, Шанель! Мне снятся кошмары – вокруг меня реки мужского семени.

Фиалковые глаза слегка округлились от изумления, а Айсель, увидев реакцию сестры на свои признания, добавила:

– Помнишь, бабушка говорила, что мужское семя снится к удаче, прибавлению в Доме, олицетворяет все хорошее… А я просыпаюсь и несколько минут не могу очнуться от этого кошмара, мне кажется, я умираю.

– Айсель, но ведь бабушка может быть права?! Через несколько дней нас встретит Эдериз, и я уверена: со слиянием он затягивать не станет. Может, твои сны предупреждают об этом?

– Шанель, Эдериз заберет меня в свой род, значит, в моем Доме прибавиться точно нечему. И я не жду ребенка… пока. И не может удача сниться в кошмарах!

Тон Айсель не допускал возражений, поэтому Шанель благоразумно промолчала. А сестра, решительно вытерев слезы, твердо заявила:

– Думаю, просить, чтобы нас пересадили за другой стол, не стоит. Это привлечет ненужное внимание, особенно фен Драма, но вести с ним светские разговоры больше не стоит. Поприветствовали, поели и ушли – так безопаснее.

Этот, в сущности, приказ у Шанель неожиданно вызвал протест, о чем она неуверенно и тихо дала знать:

– Думаю, это будет выглядеть неучтиво и некрасиво по отношению к дипломату. – Вставая с подлокотника, она добавила: – И подозрительно.

– А хватать тебя руками без разрешения – это красиво? Учтиво? – взвилась Айсель.

– Тебя он не трогал! – так же тихо, но твердо возразила Шанель.

– Неужели общение с ним… тот риск, которому ты подвергаешься, стоит этого? – Голос Айсель прозвучал так устало, словно из нее весь воздух выпустили, и даже запал гнева улетучился.