– Не знаю, телефон-автомат или еще какой, но не ее мобильный точно. И не домашний. И вычислить ее звонок не представляется возможным. Если мы, конечно же, будем держать язык за зубами. А мы ведь будем?

– Да. Ты права, Света. Надо молчать. Разговор был пустяковый. Ни о чем, собственно. Как дела, и все такое. А прицепятся – не отвяжешься. Да, ты права.

– Ну, наконец-то! – Света широко распахнула руки, обняла Лялечку и, пританцовывая, зашептала ей на ухо: – Звонок пустяковый. Ни о чем. А полиция прицепится. Станет искать кошку в темной комнате.

– Черную, – подсказала писклявым голосом Ляля.

Ей было очень неуютно в объятиях Светланы. Она слишком крепко прижимала ее к своей объемной груди. И пахло от нее тяжело и остро. Хорошо, она недолго ее тискала. Отступила и, подняв указательный палец вверх, произнесла:

– Вот именно.

Следом она сложила пальцы щепотью и провела ими по губам, словно застегивала на молнию. Лялечка покорно кивнула.

– И на Нинкины провокации не поддаваться. Помни!

Все это Лялечка помнила. И находилась в относительно хорошем настроении весь рабочий день. Клиентов было немало, но никто в очереди не сидел. Как-то так выходило, что следующий клиент подходил как раз тогда, когда она заканчивала с предыдущим. Ей это нравилось. А то валят толпой, невзирая на запись. Потом сидят в креслах, дуются, на часы без конца поглядывают.

К концу рабочего дня кармашек ее халатика оттопыривали приличные чаевые. Верочка им разрешала их брать и не просила делиться. Наталья Павловна о них вообще ничего не знала. Как поведет себя новый хозяин, им пока было неизвестно.

До конца рабочего дня оставалось полчаса. Клиентов больше не было. Света куда-то вышла. Ляля смела в совок состриженные волосы, выбросила в мусорный контейнер. Собрала инструменты и пошла к раковине.

– Привет. Освободилась? Разговор есть.

Нина – мастер из мужского зала, та самая, которая, по их подозрениям, стучала Наталье Павловне, – стояла, подперев плечом притолоку, и смотрела на нее сердитыми глазами.

– Слушаю тебя. – Лялечка сосредоточенно промывала расчески под мощной струей горячей воды.

– Может, выйдем? – предложила Ниночка.

– Ой, извини, мне еще убрать место надо. И уйти пораньше хотела минут на десять-пятнадцать. Так что… Говори, что хотела.

Ляля вежливо улыбнулась, стараясь не глядеть в ее неприятное злое лицо.

– Ну, уйти-то пораньше у тебя вряд ли получится, – фыркнула Нина и вихляющей походкой прошла в женский зал. – Сейчас из полиции человек подойдет. Вера просила всех задержаться. Ее личная просьба!

– Хорошо. Задержимся.

По спине Лялечки побежали капельки ледяного пота. Прямо как-то внезапно, будто Нина ей за шиворот из опрыскивателя полила.

– Может, порепетируем, что говорить будем?

– Что?

Лялечка резко обернулась и уставилась на Нину. Та нервно покусывала губы. Она могла себе позволить. Они у нее были настоящими, пухлыми от природы. Очень пухлыми.

– В каком смысле – порепетируем?

– В том самом, в котором ты сегодня со Светкой репетировала.

– Ничего мы не… – Лялечка отрицательно замотала головой.

И беспомощно оглянулась. Ну куда же Света запропастилась? Ушла уже минут десять назад, и нет ее. Кофе пьет? Так от растворимого у нее уже час назад случилась изжога. Курить она не может, потому что презирает эту вредную привычку. Где она?

– Светку ищешь? Так она ушла. – Пухлые губы Нины расползлись в довольной ухмылке.

– Куда ушла? – не поняла Ляля.

– Домой ушла.

– Как домой?

Ляля скользнула взглядом по рабочему месту Светланы. Сумки нет. На столике прибрано. И халатик! Халатик висит на вешалке. Как же она не заметила? Курица! Вот она курица!