Но стоит, все же, вернуться к подножию другого храма – Святой Софии, в Стамбул.

Этот поражавший воображение храм, явился шедевром среди всех православных базилик построенных как до шестого века, так и много позже. Даже великолепный Исаакиевский собор в Петербурге, хотя и совершенно другой по стилистике, но столь же монументальный, не производит столь внушающего впечатления величия, как самого здания, так и Православной веры.

Храм Святой Софии воздвигли архитекторы Анфимий из Тралл и Исидор из Милета. Его огромный купол, под сень которого вошли русские путешественники Щеголевы, был возведен на четырех столбах с помощь своеобразных парусов. Массивные опорные столбы, совсем не заметные для зрителя и сорок окон, прорезанных в основании купола, создавали необыкновенный эффект – чаша купола словно парила над храмом. Соразмерный с величием Византийского государства в то время, храм Святой Софии воплощал в своем образе представления древних создателей его о вечных и непостижимых «сверхчеловеческих» началах мирозданья.

Храм, превращенный в музей, был полон, хотелось сказать – паломниками, но нет, всего лишь туристами со всего света. Слышалась японская речь, немецкая, чешская и даже афганская. Афганцы, кстати, отличались от всех остальных туристов своим строгим и каким-то родным советским, совершенно безликим одеянием.

Воспользовавшись моментом, когда никого из персонала исламского «музея» рядом не было, Саша перекрестился и вознес нехитрую молитву о воскрешении и возрождении всех христианских реликвий и светочей.

По очень субъективному мнению Щеголева, мусульманство, как одна из самых «молодых» религий, пока еще не смогла освободиться от средневековых заблуждений и своего скрытого жестокого и первобытного начала. Сомнение, прежде всего, вызывало очевидное расхождение благородных слов с делами мусульман, когда борцы за свободу, богохульно используя вечные святые истины, убивали и резали людей направо и налево. Доморощенного богослова тревожило также то, что в основе этой религии лежит ежегодная кровь, пусть даже и овцы, а также тот факт, что исламисты, за неосторожно сказанное слово, считают своим долгом и почитают за честь забить камнями до смерти любого еретика. Таких зверств нет ни в каких других мировых религиях, не считая диких языческих.

Аллах говорит: «если ты хочешь, чтоб тебе было хорошо, не смотри наверх, смотри вниз, на тех, кому хуже, чем тебе, и обретешь покой».

Разумно, но, к сожалению, развитие событий показывает что мусульмане-азиаты, живущие действительно хуже европейцев-христиан, смотрят только вверх и желают жить именно так, как в Европе, причем, сейчас и сразу. И обвиняют всех и вся, естественно, кроме себя, в своей же недееспособности, подменяя идеалы веры и справедливости мирскими желаниями. Эти вопросы, по мнению Щеголева, относятся скорее к социальной сфере, к области чистой морали, чем к вопросам религии.

И в то же время, а что тогда есть сама религия? Не в том ли состоит суть, что никому не вредно помнить, как бы не вознесся он высоко и как бы не велик и могущественен был он, что есть тот, кто всегда выше, всегда сильнее и всегда мудрее тебя?

Есть ли Бог, нет ли – вопрос совсем не материальный, но и не только философский. Для человека, желающего хотя бы просто существовать на белом свете, нет другого пути кроме пути мира и добра. Нелепо было бы утверждать, что стезя человека в совершенствовании зла и орудий смерти, как может показаться обозревая историю человечества, и поэтому любое бесовское начало противно Господу, суть самому человеку.