Евгению Павловну устраивала такая постоялица-квартирантка. Девушка жила у неё уже два года и всегда вовремя платила за квартиру и кроме этого выделяла деньги на продукты, а это было большим подспорьем при её скудной пенсии учителя, которой едва хватало на оплату коммунальных услуг и скромное пропитание. Кроме того, она бегала в магазин за покупками и помогала в уборке квартиры.

Таня долго лежала и не могла уснуть, хотя уже была ночь, тихая и безветренная. За окном на небе, ярко, как множество светлячков, мерцали звёзды и нахально светила жёлтая как золотой желток луна. Где-то вдалеке, за открытым настежь окном щебетали ночные птички, неистово стрекотал сверчок, будто пытался перекричать все слышимые голоса ночных обитателей. Издали доносился гул и шорох проезжавших где-то по дорогам машин.

Размышляя о пережитом дне, предаваясь грустным воспоминаниям, она как видеокассету хотела отмотать назад свою память, но всё время проскакивала нужный момент.

Таня уже два года училась в медицинском колледже, ещё оставалось учиться целый год. Таня приехала из другого, и очень далекого города, где не было солидных медицинских учреждений готовивших квалифицированных врачей. Евгения Павловна не была даже дальней родственницей. Чтобы не обременять родителей частыми просьбами о материальной помощи, хотя они вполне обеспеченные, кроме учёбы, во время каникул, в качестве практики подрабатывала за небольшую зарплату в городской больнице нянечкой. Серьёзных дел связанных с медициной ей, конечно, пока не доверяли, но зато могла поспорить и посоревноваться с любым по вождению швабры.

Наконец чуть не под утро, она поймала в своей памяти нужный ей отрывок и включила запись на воспроизведение:

«Утро… Она проснулась рано, ещё не было шести часов и ей не идти на работу, впереди два выходных дня, немного полежала, потянувшись и нежась, никуда не торопясь. За окном вовсю светило солнце, играя лучами и отражаясь солнечными зайчиками на стенах, стекле и паркете. В открытое окно врывался свежий, утренний, навевающий прохладу, подгоняемый сквозняком ветерок. Чирикали и щебетали желтобрюхие синички и пёстрые воробьи, перепрыгивая с ветки на ветку, резвясь, играя и радуясь наступившему утру, купаясь в росе, падающей с листьев, ещё не успевшей испариться от тепла утреннего солнца.

Таня встала с постели, сладко потянулась и пошла в ванную комнату, принять бодрящий утренний душ. Евгения Павловна ещё спала в своей комнате, чтобы не тревожить её, Таня потихоньку прошла на кухню, закрыв за собой дверь, принялась, ловко орудуя кухонной утварью, готовить завтрак.

К тому времени проснулась и Евгения Павловна. Она вышла из комнаты, еда, предназначавшаяся на завтрак уже готова.

– Доброе утро Танечка! – сказала Евгения Павловна, щурясь от слепящего солнца, добавила: – Как сегодня спалось? А я сегодня плохо спала, видела дурной сон.

– С добрым утром! – ответила Таня, – спала как всегда – как убитая.

– Я не суеверна и не верю в предрассудки, но какое-то предчувствие томит сердце.

– Да что вы такое говорите, тёть Жень, – несколько удивлённо сказала Таня.

Сели вместе завтракать, кушали молча, лишь изредка поглядывая друг на друга.

– Танечка, сходи, пожалуйста, в булочную и купи батон «Бородинского» и чего-нибудь к чаю.

– Хорошо, – ответила Таня.

Возвратившись из магазина, они вдвоём посидели у телевизора. Показывали очередную серию забавного мультика. Потом Таня принялась за уборку квартиры. Нужно помыть пол, натереть паркет, вытряхнуть ковры и дорожки; да ещё много предстояло работы по дому, на то он и выходной день, хотя и был понедельник; она работала по суткам и два дня отдыхала.