– Мама, – Дарья, ошарашенная новостью, едва дождалась паузы в их разговоре, – Василий Иванович прав: это же не край света. Я могу из Подмосковья ездить в свою школу. Подумаешь, буду вставать на полтора часа раньше.
– Нет! – Мама сверкнула глазами и отшвырнула салфетку. – Ты останешься здесь! Тебе нужно время на учебу – нечего попусту тратить его в дороге!
Даша притихла. Слезы навернулись сами собой.
Василий Иванович растерянно хлопал глазами, глядя то на Аню, то на Дашу, не в силах ничего понять.
Дарья молча встала и вышла из-за стола – за долю секунды предыдущие несколько лет счастливой жизни рассыпались в прах. Она поняла вдруг, что хорошее отношение матери было не более чем все той же актерской игрой, элементарным желанием угодить любимому мужу. В их семье Дарья, несмотря на все старания Василия Ивановича, оказалась лишней. Чужой.
Мать с отчимом переехали в начале сентября. Даша осталась. Старая хрущевская квартира, в которой она жила теперь совсем одна, казалась ей склепом. Учеба не клеилась – все мысли Даши были только о том, что за семнадцать лет, как она ни старалась, добиться любви своей матери она не смогла. Даже мечты об авиации, в которых ей последние годы было так уютно и хорошо, не приносили прежней радости – зачитанная до дыр книга Хейли была безжалостно заброшена на шкаф, где и пылилась теперь с полным сознанием собственной бесполезности.
После уроков Дарья подолгу бродила по центру Москвы, только ради того, чтобы не возвращаться домой. А придя поздно вечером, сразу ложилась спать, даже не думая о домашних заданиях.
– Дашка? – шепот соседки по парте заставил ее оторваться от тяжелых мыслей.
– Что?
– Слушай, я тебя хотела спросить… – Алла в нерешительности умолкла.
– Спрашивай, – Даша пожала плечами.
– У меня тут день рождения в пятницу, все такое. Хочу пригласить друзей.
– Если ты про меня, – Даша обрадовалась возможности не быть одной, – то спасибо! Приду.
– Ну, про тебя, конечно, тоже, – Аллочка слегка покраснела, – но у меня еще вопрос с местом не решен. Дома родители, все такое…
– А у меня, – Даша не задумалась даже на секунду, – родителей нет. Хочешь – давай ко мне.
– Дашка!!! – Алла от счастья запрыгала на стуле и захлопала в ладоши.
– Малышева, – одернула ее учительница, – откуда столько радости?! А ну-ка, давай к доске.
В пятницу, не переставая ругать дуру физичку за несправедливую двойку, да еще в журнал, Алла нарезала на Дашиной кухне салаты. Гости должны были подтянуться к пяти, и времени оставалось катастрофически мало.
– Алл, – крикнула Даша из комнаты, где пыталась накрыть на стол, – а сколько у тебя человек будет?
– Ну, – та на секунду замялась, – где-то пятнадцать…
– Да-а?! – изумленная Даша появилась в проеме двери. – Тогда придется стулья у соседей занимать. Где же мы все уместимся?
– Не надо стулья! – Алла отмахнулась. – Для начала как-нибудь втиснемся, выпьем, все такое. А потом уже будет все равно.
К Дашиному удивлению, «все равно» стало чересчур быстро. Гости набежали за полчаса – и все с бутылками вместо подарков, как приказала хозяйка торжества. В результате на столе выстроилась внушительная баратея спиртного. Первую рюмку – стакан, чашку, кружку, кому что досталось – выпили шумно и стоя. Вторую тоже. А потом народ начал разбредаться: кто в кухню, кто в коридор, кто на лестничную площадку.
– Алл, а это кто? – Даша с изумлением обнаружила длинноволосого юношу с сигарой в зубах на собственном письменном столе.
– Этот? – Алла бесцеремонно ткнула в молодого человека пальцем. – Джон, поэт. А еще – бабник и разгильдяй.
– Что, настоящий? – Даша искренне удивилась. С тех пор как единственно известный ей представитель писательской профессии бесследно исчез из ее жизни, с живыми литераторами она не встречалась.