– Игорь, – наконец смогла произнести я и увидела, как изменилось его лицо. Давно я его так не называла. В детстве я обращалась к нему так, как велел отец: «Игорь Николаевич». Потом был краткий промежуток, когда я называла его Игорь, и все во мне пело от счастья, теперь звала как все – Дед, а обращаясь к нему, вообще обходилась без имени. Теперь оказалось, что он обращал на это внимание, и я сразу ощутила неловкость. – Послушай, – вяло начала я, но он лишь покачал головой:

– Я тебя предупредил, а там как знаешь.

– Клянусь, я…

– Все. Я тебе верю. Тебе. А не тем, кто мелет языками. Постарайся меня не разочаровывать. А с Дидоновым разберись. Если это подстава, спускать такое негоже. Пусть помнит, кто здесь хозяин. – Дидонов, кстати, тот самый тип, в чьей газетке появилась статья о дебоше, учиненном мною в милиции.

Через десять минут Дед вызвал машину и отправился служить народу, а я крепко задумалась. Итог оказался неутешителен, пришлось констатировать, что старый змей в очередной раз обыграл меня: и выпить не выпьешь без того, чтобы не чувствовать себя едва ли не убийцей, и в отношении журналистов опять же настоял на своем. Еще дней пять назад я его убеждала и вроде бы смогла убедить, что обращать внимание на их выпады себе дороже. Пусть тявкают, нам-то что? Влезем в свару, им же в радость. Согласился он весьма неохотно. Чувствовалось, они его так допекли, что, будь его воля – самолично перестрелял бы самых горластых. Я еще даже съязвила (мысленно), что с таким болезненным отношением к чужим словесам в народные избранники лезть не стоило. И вот теперь мне недвусмысленно предложено разобраться с Дидоновым.

– Ох ты, господи, – тяжко вздохнула я, потому что разборки не любила. Мне и деньги-то в этом серпентарии как раз платили за то, чтоб все было тихо, мирно, без шума и пыли. И нате вам…

Я скривилась, как от зубной боли, а потом немного поразмышляла о Дидонове, точнее, на чем и как следует поймать его, чтобы раз и навсегда прищемить хвост. Дед в принципе прав, он давно нарывался. Прирожденный правдолюбец изрядно пакостил местной власти, хотя мог бы жить с ней душа в душу. Но пакостил. В городском совете от него Дедовым соратникам житья не было, а тут он еще газетку приобрел, рупор гласности, так сказать. Заправляла там некая дама, но дела это не меняло. «Придется разобраться, – с тоской решила я и вновь скривилась, потому что подумала о Борьке. Вчера я тоже о нем думала, но с симпатией, а сейчас… – Истины нет, есть точка зрения», – напомнила я себе, но легче от этого не стало.

Я сняла трубку и набрала Борькин номер.

– Как дела? – тут же спросил он.

– Хреново. Досталось по самое не могу. Может, кофейку или очень занят?

– Давай часика в два? – как-то вяло предложил он, и мы простились.

Я покосилась на Сашку, который уже некоторое время посматривал на меня с неудовольствием (ночью в спальню его не пустили, законное место занял чужой дядя), теперь время прогулки подошло, а я все сижу за столом и вроде бы никуда не тороплюсь.

– Прогуляемся? – подмигнула я ему. На ходу лучше думается, мне-то уж точно.

Свежий воздух, веселый Сашка, листья под ногами шуршат, осеннее солнце пригревает, а мысли бегают, как тараканы. Я восстановила в памяти события прошлой ночи. Борька… С Борькой мы познакомились три месяца назад на фуршете, он предложил меня подвезти. Чувствовалось, чего-то парню от меня надо, что, впрочем, неудивительно, памятуя, кто у нас Дед, а то, что у меня с Дедом отношения хоть и не простые, но чрезвычайно близкие, знают все, кому надо.

Однако в тот первый вечер заговорить о своем деле Борька так и не решился. Оставил визитку, и мы простились вроде бы навсегда. Через пару дней после этого я о нем вспомнила и обратилась с просьбой, на которую он охотно откликнулся. Потом дважды приглашал меня на ленч. Я ждала ответной просьбы, не дождалась и совсем было решила, что он на меня «глаз положил». А что, не всегда же я выгляжу паршиво, и Дед прав, девушка я еще совсем молодая. Ну, может, «совсем» сильно сказано… Наконец свое дело он все-таки изложил, и я вздохнула с облегчением, помочь ему было проще, чем увидеть в нем возможного любовника. Правда, он пытался подъехать и с этим, но робко и как-то даже без особой охоты, по принципу «может, и ни к чему, но предложить обязан»… Весьма деликатно я дала понять, что не вижу его в роли возлюбленного. Он тут же отступил, должно быть, вспомнив слухи, что я любовница Деда и рисковать просто не желаю.