Сашка лежал внизу и вдыхал аромат. С потолка, усеянного маленькими дырочками, так и сквозили тоненькие лучика света. Санька то широко раскрывал глаза, то сильно-сильно их сжимал. «О! У меня эти точки теперь повсюду!» – кричал он парнишкам, ползающим где-то по соседству. «Пшшш…» – скатился по сухой траве, как бублик по сахарной пудре, Толстый. Он улёгся рядом с Санькой и стал наблюдать вместе с Санькой за яркими точками в прохудившейся крыше. «Чирк!» – послышалось откуда-то сверху. Запах свежезажженной списки пронёсся по сеновалу, а за ним… и дымок. «Серый, чо – не втерпёж?» – не двигаясь с места, орал Саня.

Спичку Серёга по обыкновению кинул куда-то в сторону и, расслабившись на полатях, лёг отдыхать.

Заметались, заискрились, затанцевали искорки по истлевшему сену. «Ты спичку что ли не затушил?» – вскочили в панике Толстый с Сашкой. «Слышь, Смола! – смотрел на верхний этаж, который только начинал разгораться, Сашка. – Прыгай сюда! В сено! Пока есть куда!»

Серый метался по полке, а Толстый стоял уже у дверей, готовый бежать отсюда во все ноги. Правда, как бегал Русик знали все, и поэтому часто давали ему фору. Но только не сегодня, только не в этот раз…

Испуганный, Смола прыгнул вниз и, вскочив, как ошпаренный, ринулся из сарая, не подождав никого.

Сашка двинул за ним. Толстый бежал, как во сне – вроде бы, и надо, да не мог.

Сарай пылал яркими огнями, языки пламени скользили по обшивке, и было уже понятно, что спасти не удастся не только сено, но и место, в котором оно хранилось.

«Стойте! – слышались мужские крики вслед убегающим сорванцам. – Быстро сюда! Или мы вашему приятелю по башке настучим!»

Толстого, как обычно, повязали, и Саньке с Серым ничего не оставалось, как идти назад и принимать удар на себя, чтобы Русик хотя бы остался в живых.

***

Побитые и истрёпанные, они шли с места увеселения.

– Толстый дак… – ворчал Смола. – Всё из-за тебя!

– Из-за меня?! – возмущался Русик. – Из-за меня, да? Ой, простите, что покурил! Это же я не знаю, как тушить сигареты и кидаю подоженные спички в сухое сено! Кто ж ещё, да?!

– Хотя бы я быстро бегаю! Если б не твоя «широкая кость», мы бы щас не на синяки дули, а лежали б где-нибудь у реки и любовались природой.

– Заткнитесь, – отрезал Сашка. – Все виноваты, все и ответили.

Толстый улыбнулся.

– А ты, Кезава, – повернулся Санька к Толстому. – Прекращай свои пироги жрать, а то не в иллюминатор не пролезаешь, да и тут ещё из-за тя перепало!

***

Плохие поступки хоть и остаются безнаказанными, но до поры, до времени. А когда приходит та самая пора и подступает то самое время, становится больно и обидно за все свои проступки. Так бывает со всеми порядочными людьми, но только не с Сашкой, он-то к этой категории себя не относил…

В дверях квартиры Александровых показался Никита Семёныч Байцев, тот самый участковый, который в этой семье бывал, пожалуй, чаще, чем в своей.

– Здрасьте, дядь Никит… – открыл ему двери Витька.

– Здравствуй, Витя. Мама дома?

– Не, на работе ещё. В школе…

– А Сашка?

– А этот дрыхнет вон… в комнате.

– Позови-ка его, разговор есть.

– Щас, – сказал Витька и, не двигаясь с места, закричал не своим голосом: «Са-няяя!»

В коридоре показалось чьё-то тело. Оно приблизилось к кричавшим. «Чо?» – протирал заспанные глаза Санька.

– Ничо! Пришли к тебе! – показывал на участкового братишка.

– Здрасьте! – сухо сказал Сашка.

– И ты здравствуй. Ох, Санька, натворил дел, вас с Надеждой завтра на комиссию по делам несовершеннолетних вызывают.

– Это с чего ещё вдруг?

– А не с чего?

– Каэшна!

– А хотят спросить тебя о твоих походах по нашим магазинам…