– Как трогательно, – ответила она. – Генерал ангелов прячет свою слабость за спиной недорубка.

Пальцы Эндимиона, державшие ключ, дрогнули, Кетцалькоатль на мгновение перестал дышать. Унизить мужчину – проще простого, это Антарес понимала даже во времена жестокого патриархата. Сложнее избавиться от их ответной реакции, ведь кто-то из мужчин захочет поставить её на место, а кому-то просто очень нравится быть униженными.

– Антарес, – улыбнулся Эндимион. – Я быстрый. Очень. Но даже мне не удержать двух высших вампиров.

Он с видимым усилием открыл тяжёлую, погнутую изнутри дверь, и Антарес тут же обдало невыносимым жаром. Внутри этой темницы было серебро. Много. На полу, на потолках, на стенах – всюду местами ржавое, местами повреждённое ударами и расколотое серебро. Но Антарес сводило с ума не оно. То, что было заперто в этой подземной тюрьме, смотрело на неё и ждало.

Ждало, оскалив клыки.

Ждало, обнажая кожу и взрезая вены.

Ждало, когда Антарес напьётся его крови, которая на воздухе становилась красным и острым льдом.

Антарес задрожала, чувствуя болезненный, ноющий голод и невыносимое сексуальное возбуждение. Она потянулась своими силами к тому, что сидело в холодной, тёмной клетке и ощутила, что оно также прощупывает силой её, изучает, ласкает. И хочет. Антарес сделала вдох и не смогла выдохнуть от приступа давящего голода. Чем бы оно ни было, от него пахло ночью, прелой листвой, первой метелью.

Антарес оскалила клыки и бросилась вперёд, споткнувшись, ощутив воздействие серебра на бессмертное тело. Не помня себя от желания, она с такой силой оттолкнула Эндимиона, что услышала влажный хруст сломанных костей. Когда Кетцалькоатль не позволил ей вцепиться в прутья серебряной клетки, она напала на него и клыками вырвала из крепкой шеи кусок кровоточащей плоти. Она уже пила кровь ангелов, знала её вкус, но сейчас, чувствуя иной, незнакомый запах, испытывала к ней отвращение.

Кем бы оно ни было и сколько бы его крови ни досталось Антарес, она знала, что ей никогда не будет достаточно. Оно протянуло к ней окутанные тьмой подобия рук, объятия которых сулили вечное, бесконечное наслаждение. Оно смотрело на неё, и его глаза были полны любви и затаённой скорби из-за разделявшей их преграды. Оно шептало, но этот лёгкий, невесомый звук пронзал вены иглами. Никогда в жизни Антарес не ощущала такой мощи в другом существе. Никогда раньше не видела кого-то настолько могущественного запертым в клетке.

– Надо же, – процедил Эндимион, когда его сломанная шея вправилась с громким хрустом. – Прошли тысячи лет, а они до сих пор те же звери, что и были.

Кетцалькоатль держал Антарес как можно дальше от клетки, в то время как она тянулась к монстру, скрытому в густых тенях. Она отчаянно хотела коснуться его, вонзить клыки в холодную плоть, разорвать. Ей казалось, будто бы вся её жизнь, все её мучения и лишения вели её к моменту этой встречи, к дню, когда по её венам будет течь кровь…

…кого? Чего? Что стояло перед ней? В чьём взгляде было столько любви, на какую не способно всё человечество в целом?

– Тлатоани, – Кетцалькоатль произнёс это сквозь зубы. Он расправил крылья и махал ими, пытаясь остановить Антарес, но та от его усилий становилась только упорнее. – Это… Тёмная Мать?

– Её ублюдское порождение, – бросил Эндимион. – Дитя, которого она никогда не хотела, и моё личное проклятье. Селена.

Антарес вырвалась из хватки Кетцалькоатля. Серебряные прутья обжигали кожу, от прикосновения к ним по телу разливалась болезненная слабость, мышцы сводило судорогой. Но даже боль не привела Антарес в чувства. Она коснулась ледяной кожи существа, зарылась пальцами в тени и пробивавшийся сквозь них лунный свет и, оскалив клыки, вонзила их глубоко в плоть.