Впервые осознав, что обладаю визуальным мышлением, я перешла в режим ученого и создала свой собственный опросник. Я полагала, что если опрошу достаточное количество людей, задавая одни и те же вопросы, призванные выяснить, как они получают доступ к зрительной памяти, то смогу создать базу данных людей, думающих так же, как и я. Невролог и писатель Оливер Сакс уловил мою склонность к сбору информации и написал об этом статью в журнале New Yorker, которая затем выросла в книгу An Anthropologist on Mars («Антрополог на Марсе»). Это очень точное описание моего мировосприятия. Я как Маргарет Мид[6] среди так называемых нормальных, или «нейротипичных», людей. Вместо поддержания определенных видов социальных связей мне удобнее изучать образ жизни и привычки людей. «Подлаживаться» – дело сложное. В то время я этого еще не сознавала, но, занимаясь поиском визуализаторов с помощью своего опросника, я искала «своих» людей.

Я начинала свой опрос с того, что просила людей описать свой дом или домашнее животное. Оказалось, что почти все описывали свои дома или домашних животных с конкретными визуальными деталями. Когда же я просила людей описать обычные вещи, такие как тостеры и рожки мороженого, то получала аналогичные результаты. Людям не составляло труда представить их и описать. Неужели все они мыслят визуально? Как ученый я занималась тем, что и всегда: анализировала полученные результаты и выдвигала гипотезы. Я предположила, что именно знакомство с этими объектами могло стать причиной подробных воспоминаний.

Я решила сосредоточиться на знакомых предметах, но таких, с которыми люди в своей повседневной жизни не сталкиваются. Проезжая мимо церкви в своем городе, я задумалась о шпилях. Все знают, что представляют собой шпили, и, вероятно, время от времени их видят, но их роль в нашей жизни не так уж и велика. Даже если вы посещаете церковь, шпиль может быть не тем, на что вы обращаете внимание. Я разговаривала со служителями, которые почти не замечали шпилей в своих церквях. После того как я попросила людей вспомнить о церковных шпилях, результаты полностью изменились.

Я всегда получаю один из трех различных ответов. Визуально мыслящие люди вроде меня описывают конкретные шпили, часто упоминая несколько реально существующих церквей. В их сознании нет ничего расплывчатого или абстрактного. С таким же успехом они могли бы смотреть на фотографию или реалистичный рисунок; настолько ясно они это видят. Далее, есть люди, подобные моему соавтору, на дальнем конце вербального спектра, которые видят две расплывчатые линии в виде перевернутой буквы V, как будто грубо начерченные углем, совершенно неконкретные. Как правило, эти люди обладают вербальным мышлением. Но встречается также много людей, реакция которых находится где-то между двумя этими крайностями. У них в голове возникает образ типичного шпиля в характерном для Новой Англии стиле, собирательный образ церковных шпилей из жизни, книг и фильмов. Эти люди попадают в середину спектра, их мышление представляет собой смесь вербального и визуального. Итак, почти с самого начала я осознала, что существует не два отдельных типа мышления, а скорее континуум.

В другом неформальном эксперименте, проводимом мной на протяжении многих лет в целях выявления людей с визуальным мышлением, участвовали две разнородные группы, с которыми я регулярно беседую: ученики начальной школы и школьные администраторы. Каждой группе я показываю фотографию быка, передвигающегося по прогонному коридору и смотрящего на яркое пятно солнечного света на полу. Подпись гласит: «Нескользящий пол крайне необходим». А затем прошу поднять руки тех, кто видит, что животное смотрит на солнечный луч. Результаты остаются неизменными: половина детей, как правило, поднимают руки. Если же я представляю тот же слайд на конференции школьной администрации, руки почти не поднимаются. Администраторы акцентируют внимание на подписи.