Контент личного мира способен теперь транспортироваться далеко за пределы физического пространства личного мира как такового. В виде визуализированных образов, теней и дубликатов настоящих вещей, фотографий эпохи доцифровой съемки, нарисованных от руки рисунков и пр. личный мир фланирует по публичному пространству вместе с человеком, обнаруживая себя по мановению руки своего обладателя.

Личный мир индивида визуализируется, аудиозируется, становится мобильным, но попутно он дематериализуется. И если раньше он являл предметно-пространственную среду, внутри которой мог в некоторые периоды жизни находиться человек, то теперь человек находится перед своим мобильным личным миром, напротив него, вернее, напротив его визуальных компактных оттисков. Они могут быть под рукой всегда. Выйти из реального личного мира, уйти со своей приватной территории можно, но при этом можно никогда полностью не отключаться, не отрываться от восприятия образов своего личного мира. Пользователь может внутренне праздновать победу над реальным пространством, над реальными расстояниями. Но – без победы над материей как таковой.

Сами вещи, сами интимные предметы, знакомая среда дома или дачи остаются недосягаемыми. Заставляет ли это страдать? Или возможности, пускай неполной, подключенности к личному миру перевешивают все остальное? Это риторические вопросы, которые подразумевают индивидуальные варианты соотношений плюсов и минусов дистанционного восприятия знакомых вещей.

Современный человек склонен привязываться к своим гаджетам и испытывать к ним сложный комплекс чувств. Их «одевают», как кукол, – покупая разнообразные красивые чехлы, футляры, мешочки и пр. Им устраивают «домик» или «переноску», приобретая специальные подставки и сумки. По ним скучают в те периоды, когда по каким-либо причинам нельзя ими пользоваться – к примеру, во время полета на самолете, похода в посольство, пребывания на уроках и лекциях строгих преподавателей. К ним испытывают чувство вины – за отсутствие своевременной подзарядки – по типу «Ну вот, опять я тебя не покормил». При всех элементах отношения к мобильному экрану как к виду питомца весьма относительна подлинная иерархия взаимоотношений мобильной электроники и ее владельцев. Кто тут кому хозяин, кто кем руководит и кого себе подчиняет – это всякий раз нерешенные вопросы.

И если Поль Вирильо приводил высказывание Пауля Клее «Теперь уже не я, а вещи на меня смотрят»[74], то на новом витке развития визуальной культуры айфон смотрит на пользователя, общается с ним, требует от него соответствия своей многоуровневой системе, ждет способностей формировать задания и использовать многообразие функций, то есть загружать работой, подстраивая уровень своих потребностей и фантазий под новый, все возрастающий уровень технических возможностей. Человек постоянно рискует оказаться начальником, который менее продвинут, нежели его подчиненный.

Мобильные телефоны новых поколений, хотя и могут способствовать расслаблению пользователя, на самом деле в не меньшей мере мобилизуют человека, как бы оспаривая у социума и государства прерогативу быть мобилизующей силой для индивида. Таким образом, мобильный экран создает эпицентр сразу двух систем – приватной, интимной, в котором прочна связь человека и его питомца, любимца, партнера, волшебного помощника, с одной стороны, и социальной, в которой между отдельным человеком и человеческими множествами располагается технический посредник, альтернативный хозяин, воплощающий власть цивилизации и современности, параллельную государственной и общественной власти.