Журавлевич внимательно изучал фотографию.

– И лицо не разбито, – отметил он. – А медсестра говорила, что места живого нет…

– Все правильно, таксиста перед съемкой пришлось загримировать, привести в божеский вид. Иначе проснется человек, увидит себя такого… Жалобы пойдут, – улыбнулся капитан.

– Послушай, Михаил, а если дорисовать головной убор? – предложил Журавлевич. – Если человек носил куртку, почему бы не представить вместо бинтов на голове таксистскую фуражку?

– Одна голова хорошо, а две лучше, – поддержал идею Ильин, – только художник нужен хороший и снова перефотографировать. Поработаем сегодня попозже?

– Меня дома никто не ждет, Надя уехала погостить к родителям.

– А мои привыкли, – набирая номер телефона, с грустью вздохнул Ильин. – Звоню знакомому художнику, попрошу помочь… Алло, Виктор? – на французский манер назвал имя капитан. – Привет мастеру кисти и орлиному глазу. У меня тут проблема, без тебя никак не обойтись, горит синим пламенем уголовное дело… Точнее?.. Сейчас буду, и всё обговорим…

Фотография и в самом деле удалась, но Журавлевичу опять не повезло: никто в Первомайском переулке не узнал пострадавшего. Во второй половине дня он не выдержал и позвонил Ильину, надеясь, что коллеге больше повезло в таксомоторном парке. Капитан был на месте и, терпеливо выслушав Журавлевича, задал несколько ничего не значащих вопросов, после чего, словно между прочим, сообщил, что таксист пришел в сознание.

– Что ж ты сразу не сказал? – почти закричал в трубку Журавлевич.

– Не обижайся, – спокойно и, как почудилось лейтенанту, насмешливо ответил Ильин, – скажи тебе сразу, мог бы что – нибудь важное пропустить, а нам важно знать, случайно таксист попал в частный сектор или его туда привезли избитого… Одним словом, приезжай, я буду ждать. Дело, наконец, должно стронуться с мертвой точки.

Журавлевич, все еще мысленно поругивая Ильина, торопливо вышел из телефонной будки, но не сделал и трех шагов, как его окликнула невысокого роста старуха, опиравшаяся на деревянную палку. Она была одета в старое непонятного цвета пальто и огромный черный платок, завязанный крест – накрест на спине.

– Товарищ милиционер, – вцепилась она в рукав плаща, – я хочу с Вами поговорить. Соседи сказали, что Вы тут ищете какого – то спящего мужчину?

– Да, ищу, – насторожился лейтенант.

– Тогда и мне заодно помогите, – вытаскивая из полосатого мешка целлофановый пакет и протягивая его Журавлевичу, взмолилась старуха. – Беда у меня, на Вас вся надежда.

– Что это?

– Начальничек дорогой, обижают меня, в который раз парничок разбили, – запричитала старуха. – Я зарабатываю на жизнь цветочками, сама выращиваю, на базаре продаю, а неделю назад опять кто – то железякой запустил, чтоб им руки отсохли!

– Вам бы к участковому…

– Была. когда мотоциклист в забор врезался, не нашел участковый обидчика, а Вы найдете, люди говорят, что Вы, хоть и молодой, но на высокой должности. Вот посмотрите, какая железяка хитрая. Бог знает, может, даже убить хотели…

– Так уж и убить, – нервничая, посмотрел на часы Журавлевич, – кому это нужно? – но, встретившись взглядом со старухой, понял, что придется выслушать до конца и, чтобы сэкономить время, предложил: – Хорошо, давайте вашу железку, назовите фамилию. Я доложу начальнику, он специально к Вам пришлет человека.

– Вот – вот, милок, расскажи о моем горе, я и заявление написала, оно в пакете вместе с железкой.

Ильин ждал Журавлевича возле отдела в служебных «жигулях».

– Лейтенант, карета подана. Козельский расщедрился по случаю возвращения таксиста с того света.

Однако не успела машина тронуться с места, как ей наперерез, неуклюже махая руками, выбежал дежурный старшина.