Пономарь прибавил шагу, бросив через плечо:

– А ничего интересного дальше и не было. Да и вообще, сочинил я все это, братья, забудьте.

– Чего это он? – спросил брат Тома, удивленно глядя в широкую спину брата Жана.

– Должно быть, испугался обещанного ризничим наказания, – осклабился брат Гийом, провожая пономаря хитрым взглядом.

– Фу, какая ерунда. Ну, посадят на хлеб с водой. Неприятно, конечно, да, в общем, невелика беда.

– Для вас может и невелика, брат Тома, а для пономаря нашего, видать, целое бедствие, – загадочно ответил брат Гийом и, склонившись к самому уху собеседника, зашептал. – Намедни проходил я мимо его кельи после Всенощной, слышу – шорох. Я, значит, на пол опустился, чтоб в щелку заглянуть, чем это наш брат Жан занимается в такое время, подозрительно все это мне показалось. Знаете ведь какие нынче времена!

Брат Тома затаил дыхание. В его круглых птичьих глазах читалось жадное любопытство.

– И что же вы увидели, брат Гийом?

– К сожалению, ничего, но зато мой нос, брат Тома, мой нос уловил некие аппетитные ароматы, которые просачивались из кельи нашего Златоуста. Знаете, что это было?

– Ну, не томите, брат Гийом, вечно вы туману напускаете.

– Мясо! Жареное мясо! – провозгласил рыжий Гийом. – Готов поклясться мощами святого Аполлинария, что это была сочная грудинка. И заметьте, в постный день. Каково?

– Не может быть!

Брат Тома был потрясен. Перед его мысленным взором проплыл, щекоча ноздри и наполняя рот слюной, аппетитный кусок жареного мяса. Он помотал головой, прогоняя бесовское видение.

– Не может быть! – повторил брат Тома, сглатывая слюну.

– Поверьте, все так и было, – заверил его брат Гийом. – А теперь представьте, после жареного мяса неделю на хлебе и воде, в посте и молитвах. Конечно, наш пономарь готов, ради ублажения своего необъятного чрева, лишить нас продолжения начатой истории, которая сулила, самые что ни на есть, пикантные подробности?

Брат Тома недовольно фыркнул. Далась же брату Гийому эта пикантная история! Куда важнее открыть источник ароматной грудинки, чем слушать о какой-то там соблазненной девице.

– Но откуда же он достает мясо? – спросил брат Тома. Новость целиком пленила его воображение, заставив позабыть даже о стервятнике ризничем.

– Это можно разузнать.

– И вы знаете способ, брат Гийом?

Рыжий Гийом бросил вороватый взгляд по сторонам:

– Он прост: нужно проследить за пономарем, поймать его за этим недостойным монаха занятием, и, угрожая разоблачением, заставить с нами поделиться.

– Хорошо придумано, – одобрил брат Тома, снова улавливая аппетитный дух жареного мяса среди множества разнообразных запахов, витавших по утрам на хозяйственном дворе. – Когда начнем?

– Да вот с сегодняшней ночи и начнем. Сегодня – я, а завтра – вы.

– Согласен.

Ризничий, все еще пылая справедливым гневом, вошел в храм через открытый северный портал, и непроизвольно зажмурился. После яркого солнечного света старая романская базилика казалась погруженной в могильную тьму. Скудный свет проникал лишь через вытянутые вверх арочные окна, однако тут же упирался в монументальные колонны нефа. Не желая так просто сдаваться, солнечные лучи скользили по шершавому камню вниз, но, прежде чем успевали достичь пола, окончательно проигрывали схватку.

Устроенный за алтарем цветной витраж – единственное готическое преобразование – так же мало способствовал освещению, как и узкие оконные проемы. В храме было сумрачно и зябко даже в самый жаркий летний день.

По мнению ризничего аббату давно следовало подумать о перестройке храма, а не довольствоваться мелким ремонтом. Только настоятель не спешил, отговариваясь скудными доходами обители. Как бы не так! На пристройку нового крыла для покоев аббата деньги нашлись, и не малые, между прочим, деньги.