Сказал и снова приложился разгоряченным лбом к холодному стеклу.

– Он остается управляющим?.. – глядя в спину остывающего юноши, мямлит Львов.

– Пусть остается,– отзывается Григорий и добавляет: – Пока остается.

– Значит завтра с Мишелем я за вами, – поспешно ретируясь к двери, не то спрашивал, не то утвердительно говорит Львов.


3

Жертву он выбрал после разора четвертого по счету банка. Сорвал его рыжий хохол с бульбовскими усами. Куш был солидный – 18 тысяч. И больше половины этой суммы хохол взял после первого расклада.

Григорий следил за ним со вчерашнего дня. С того самого часа как тот здесь объявился. И наблюдая за тем, как обслуга заведения расстилалась перед хохлом, Григорий отмел все другие намечаемые варианты…

Этого рыжего здесь встречали как старого и щедрого знакомца. Он был из завсегдатаев. Из тех, кто всякий раз при наездах в Москву обязательно заглядывал сюда. И потом такого трудно не удержать в памяти. Это был откормленный галушками и вспоенный горилкой, высоченный, с багровой выей, мордастый мужичище. Но при всем при том, как решил Григорий, все-таки – галушка. Сбит ладно, но не крепко. Вся грозность этой «галушки», по глубокому убеждению Мытищина, заключалась не во внешнем виде. Хотя она не могла не внушать. Судя по разговорам слушателей игорного заведения, он был крупным воротилой на Харьковщине и имел здесь, в Москве, и в Петрограде большие связи. Поразмыслив над этим немаловажным обстоятельством, Григорий решил связям харьковского промышленника не придавать большого значения. Он не собирался на них покушаться.

Ему нужны были деньги хохла. А связи и то, где он остановился, куда и к кому ходит, кто его принимает, с кем встречается, дурной он человек или хороший, чадолюбивый отец или холостяк и распутник – детали. Их все он отметал и с любопытством хладнокровного, опытного грабителя думал о тех из них, какие могли бы неожиданным боком увязать его с «галушкой» и помочь ищейкам напасть на след. Никакого волнения он не испытывал. Казалось бы, должен был. Дело-то первое. Может потом угрызения совести не дадут покоя…

Григорий бросил взгляд на хохла. Тот с подкупающей открытой улыбкой изучал своих партнеров. Он был похож на большого, доброго кота, мурлычущего что-то на низких нотах и убравшего покуда до поры до времени свои страшные когти.

Мытищин никакой антипатии к нему не питал. И вызывать ее в себе для куража не собирался. Этого и не надо было. Он смотрел на хохла, как на Кулешова. Наверняка этот мужичище когда-то стоял в услужении при богатой дворянской семье. Возможно, был и управляющим. А потом, воспользовавшись случаем, подлостью и вероломством пустил их по миру. Оттяпал кус из их состояния, открыл завод или, как Кулешов, фабрику и стал налаживать капитал, обзаводиться связями.

Мытищин хорошо понимал, что сам по себе Ерофей из-за слабости духа, привыкшего пресмыкаться, не мог пустить их по миру. Это была нехитрая каверза против них жабы-Львова, адвокат которого еще с недели две назад поставил в известность Мытищинского поверенного в делах о предъявлении полных прав Львова на все движимое и недвижимое имущество Мытищиных. По просьбе Григория, сидевшего без гроша, их юрист выехал на место. Прибыв сегодня утром, он подтвердил формальную сторону правоты притязаний Львова.

– Львов выкупил у разных лиц все долговые обязательства и расписки, подписанные вашими родителями. Подозреваю, – размышлял адвокат, – эту игру он затеял давно и люди, у кого он приобрел все документы были его подставными лицами… Векселя на крупные суммы, как ни странно, подписаны княгиней, вашей маменькой, в течение последних лет жизни. Доказывать их несостоятельность по причине ее невменяемости, а значит недействительность векселей, представляется делом сомнительным. Видите ли, психическая неполноценность вашей матушки почти нигде не зафиксирована. Правда, у одного из врачей я нашел запись многолетней давности о ее послеродовом психозе. Но ее одной мало… У семейного вашего врача, умершего месяца три назад, совсем недавно, при довольно загадочных обстоятельствах в домашнем кабинете возник пожар. Сгорели, как понимаете, все бумаги.