– Он это! – воскликнул сидевший на лавке Славка. – Точно описал византийца.

– Ну-ну! Что еще скажешь? – спросил сотник Горбыль Хлуда.

Этот разговор происходил в светлице терема Гордеева городища. Среди собравшихся присутствовали: боярыня, восседавшая в монзыревском кресле, Горбыль, Мстислав, в одночасье ставший крепостным воеводой, Славка и с утра пришедший в городок вместе с семейством Хлуд.

– В тот же вечер два стражника боярина Военега, Трут и Умысл, хвастали перед старым Ротаном тем, что византиец им по пять монет золотом отвалил, за выполнение какого-то дела на ваших землях. В ночь и ушли.

– Какого дела? – насторожился Горбыль, словно гончая, учуявшая запах дичи.

– Об этом не ведаю.

– А что за люди эти, Трут с Умыслом?

– Жадные, своей выгоды никогда не упустят, но воины отменные.

– Значит, говоришь, золотом расплатился?

– Да.

– Ну, ладно. Сам-то ты у нас остаешься или виды какие иные имеешь? – задал очередной вопрос Горбыль.

– Останусь, коли в дружину возьмете.

– Из терема выйдешь, у охранника на воротах спросишь, чтоб десятника Судислава указал. Его десяток нынче в состав караула входит, – напутствовал Хлуда боярич Мстислав. – С сего дня у него в десятке служить будешь.

– Благодарствую, воевода.

– Постой, – остановила готового покинуть светлицуХлуда боярыня. – Ты ведь жену с детьми привел?

– Да, боярыня, это так.

– А где остановились?

– Да пока нигде. Определимся к кому-нибудь на постой, чай, мир не без добрых людей. Теперь вот служба есть, прокормимся.

Галина громко хлопнула в ладоши. На ее призыв из маленькой двери появилась славница.

– Звала, матушка? – с поклоном, приятным грудным голосом вопросила боярыню.

– Проводишь добра молодца. Там у ворот теремного подворья женщина с детьми ожидают. Так вот, прогуляешься с ней к Лесавне, скажешь ей, что я велела отдать избу на окраине восточной стены в пользование этому семейству; да, выдать корову, определить земельный надел, помочь с посудой и домашней утварью. Пусть сена для коровы завезут. Семенами для посадки чтоб наделить не позабыла. Поняла ли?

– Все поняла, матушка. Все сделаю и передам.

Потерявший дар речи Хлуд смотрел во все глаза на боярыню, от волнения позабыв слова благодарности. Такого просто не могло быть.

– Что-то еще, Хлуд? – обратилась к нему боярыня.

– Благодарствую, матушка! – только и смог произнести воин, поклонившись боярыне в пояс.

– Приятно, Галка, почувствовать себя Санта-Клаусом? – хитро улыбнулся Горбыль.

– Ты, Саша, заканчивай шутки шутить. Делом займись. Два отморозка вот уже который день нашу землю топчут, а мы об этом ни сном, ни духом. Что думаешь делать? – спросила боярыня.

Сразу посерьезнев, Сашка ответил:

– Да делать-то ясно что. Ты вот, Мстиша, – обратился он к Мстиславу, – усиль-ка наряды, особое внимание обрати на иногородних. По лесу-то эти кадры ходить не будут, в лесу им делать нечего, разве что ночевать только. Я же весь свой вороп на пятерки разобью. Кого в засаду посажу, кого по деревням отправлю. Сам к бабке Павле поскачу с пятеркой бойцов, может, она что знает, если нет, может, у лесной нежити что спросит. Короче, никуда эти сволочи от нас не денутся. Справимся.

– Вот и займись этим, – кивнула Горбылю Галина.

– Слышь, хозяйка, чую пригляд за избой нашей. Глазом недобрым смотрят, подлость зробить хочут, – маленький человечек в расшитой рубахе, подпоясанной бечевой, с ухоженной бородой на лице, стоя у печи, невероятно сочным баском поделился с ведуньей своими выводами. – Трава еще не везде проклюнулась, а так бы у лугового спросили, хто энто за нами погляд ведет. И ведь чую, недалече вражье око.