– Вот здесь, – Пахом указал указкой на место предполагаемого строительства, – на Кириков день, поганец Ульф Фаси собирается поставить острог, подмять под себя всю окрестную землю и перекрыть нам торговлю. Теперь понимаешь, почему без дружины Александра нам не совладать?
– А как же казна? – спросил Сбыслав. В голосе проявились нотки недовольства.
– Серебро, то моё дело. Пока он не обосновался, надо его отсюда выбить. Иначе всем туго придётся.
– Откуда ты всё знаешь? И место, где острог ставить будут, и дату точную. Ты ж не воевода, а вон, штуку какую имеешь, никакая карта с этим не сравнится. – Якунович перекрестился, заподозрив близкое колдовство.
– Знаю, ибо кун на послухов не жалею и Софийскому храму через Рафаила подношения регулярно передаю, ангелы мне помогают. – Ильич расстегнул китель, достал золотой крест на цепочке, виденный как-то боярином у самого Владыки или очень похожий на него, поцеловал его и три раза перекрестился.
Если посадник в Новгороде фактически носил портфель премьер-министра, то Владыка был чуть ли не главным прокурором и начальником ГРУ. Так что выражение «ангелы помогают» можно было расценивать как помощь разведки церкви. Уточнять Сбыслав не стал, но принял к сведению.
– А тут что за флажок? – Боярин аккуратно показал пальцем на правый берег макета, где был воткнут красный вымпел.
– Тут я со своими людьми ожидать супостата буду. Часть сюда попрёт, жрать захотят, обязательно придут.
Сбыслав улыбнулся, отсутствие провианта у войска выглядело нелепо. Но раз Ильич так уверен в своих словах, стало быть, что-то знает, о чём говорить не хочет или нельзя. Он и сам не отказался бы перекусить, однако намекать о том не стоило, а вот уточнить можно.
– Так они на ладьях, неужто харчей с собой не возьмут? Кстати о снеди…
– Ты когда понял, что история с озимой рожью пустой звук? – Ильич хитровато посмотрел на боярина.
– Да на днях. Ажиотаж, который возник, сразу отбросил. Пустобрёхов слушать – себя не уважать. Сопоставил цены на хлеб, спросил кое у кого, кто на хлебушке живёт, про урожай вот и понял, что не сходится.
– А твой в чём тогда интерес? Ведь не просто так ты ко мне в гости пришёл?
– Ладно, чего врать-то. Аниська сказала, что за казной свейской ты собираешься. Случайно услышала. А мне сейчас что-нибудь этакое, чтоб звенело по всему Новгороду, надо. Мы ж с посадником, сам знаешь… хоть и друзья с детства, однако должность эта выборная, а мой род к ней даже близко не подходил. Вот только как я посмотрю, ежели земельку мы эту уступим, то и на Корелу нам путь перекрыт будет. Так? Так, это ж совсем худо для меня получается. Но погоди, если я про хлеб догадался…
– Хм… тот, кто про хлеб узнал, давно уже из Новгорода уплыл да кому надо доложил. Так что вражины ни сном, ни духом и на хлебушек этот рот свой обязательно раскроют. Ты вот что скажи, ждать тебя в устье Ижоры пятнадцатого числа, али нет? – Пахом Ильич открыл дверь чулана и стал задувать свечи.
– Буду! И не один, Гаврила Алексич и Меша с ушкуйниками своими придёт. Я с их слов говорю. Да только не в казне дело, добыча, конечно, не помешает, биться мы всё равно не за неё будем. Сам понимаешь не хуже меня, дай бог, одолеем супостата. – Сбыслав Якунович, выйдя из чулана, подошёл к столу. Взглянул на кивающего Пахома, перевёл взгляд на вентилятор и уселся на софу.
К обеду Пахом Ильич и боярин стали друзьями – не разлей вода. Вспомнилось, как отцы их грабили Сигтуну, чуть ли не ворота в Софию привезли. Вот только на какой ладье они ворота эти везлись – подзабыли. Амфора опустела, и в бой пошли бутыли, Ильич стал рассказывать про неведомые страны, которые лежат по ту сторону окияна, и если был бы огромный корабль, то он непременно бы посетил их и привёз в Новгород живого индейца с перьями на голове, а то и двух. Сбыслав мечтал полонить орденского рыцаря, желательно покрупнее, дабы впрячь схизматика в сани и гнать его на Загородский конец, катаясь вокруг кремля. Вечером за Якуновичем приехали слуги, в бессознательном состоянии погрузили упившегося вусмерть на телегу, упав в ноги Пахому Ильичу, мол, дома у боярина переживают не на шутку, после чего уехали со своим хозяином. Купец немного расстроился, выпил ещё, поискал глазами собутыльника, позвал его, а когда понял, что остался один, принял решение идти вызволять Сбыслыва из домашнего плена. И если бы не Марфа, то, наверное, дошёл бы. Жена повисла на купце, не давая тому ступить и шагу. Так и уснул Пахом Ильич, стоя на ногах, не дойдя до ворот девяти шагов.