Голыщенко развел руками.

– Я ж срезать хотел. Деньги не при чем.

Хома промолчал, глядя на темный пустырь вокруг да огонек окон домика, который с каждым шагом все ближе.

Освещенные окна приблизились настолько, что в темноте стал четко виден одинокий ветхий домик. Хомский много повидал таких, когда ездил из Москвы в Воронеж к родственникам. Живут в таких домах старики и кормятся огородом да выводят свиней.

– Странный какой-то дом, – пробормотал Голыщенко.

Лай усилился, превратился в злобно-испуганный.

– Где же этот чертов пес? – спросил он, не обращаясь ни к кому конкретно. – Дать бы ему кирпичом по башке, чтоб заткнулся.

Лай внезапно стих, и все трое услышали, как собака заскулила.

– Что там с этой зверюгой? – поинтересовался Панчик с сарказмом. – Клизму ей что ли поставили?

Хома с Голыщенко заржали, как кони.

– Тебе бы сейчас клизму, – сказал Петр, закашлявшись от смеха. – Пулей долетишь до Москвы.

Голыщенко постучал в прочно висевшую на петлях калитку. От стука собака опять подняла лай.

– Чертов пес, отпустило его, видать, – заметил Панчик.

Им никто не ответил.

Голыщ постучал снова. Теперь уже сильнее. Добавил ногой, от удара калитка содрогнулась.

В тишине заскрипела дверь, в темный двор за забором хлынул электрический свет и лег на землю неровным желтым прямоугольником. Пес спрятался в будке и испуганно заскулил.

Студенты услышали старческий голос:

– Иду, иду. Вот ужо нетерпеливые. Кого несет посреди ночи?

– Мы студенты, бабуся! – ответил Панчик дружелюбно.

– Какие такие студенты?

– Программисты, бабушка, – разъяснил Хома терпеливо. – У нас машина сломалась. Нам бы позвонить, а?

– Позвонить? – переспросила бабка.

– Вызовем эвакуатор, – пояснил Голыщенко. – И уйдем. Нам только позвонить, чесс слово!

– Да кто сейчас верит в честное слово, – засмеялась старуха. От ее смеха повеяло чем-то недобрым. – Но так и быть. Впущу вас.

Студенты переглянулись.

– Все в ажуре, – подбодрил друзей Голыш, глядя на их вдруг ставшие неуверенными лица. В глазах обоих читается – а, может, лучше свалить отсюда, пока не поздно? – Мы у этой карги еще и самогонки выпьем.

Заскрипела, открываясь, калитка, и ребята увидели приземистую горбатую старушонку в черном платке. Старенькая фуфайка, кофта, что виднеется под ней, юбка и резиновые сапоги довершили образ одинокой, никому ненужной деревенской старухи.

Она отошла, пропуская гостей во двор. Хомскому показалось, что в ее подслеповатых глазах на миг промелькнуло торжество. Ее взгляд задержался на Хоме.

Он стал искать взглядом собаку, но увидел только массивную старую будку под окном, из которой раздается тихий скулеж.

– А что, Хома, – сказал с ухмылкой Панчинков. – Если вдруг не сумеем вызвать эвакуатор, слабо тебе добежать до Москвы, не останавливаясь, и при этом нести меня на плечах?

– Да иди ты, – буркнул Хомский, проходя в дом вслед за друзьями. – Такого слона нести – сразу позвоночник в трусы осыплется.

Старуха вошла последней. Она затворила скрипучую дверь, и во дворе снова сделалось темно.

Телефона у бабки не оказалось. Обычный деревенский дом без каких-либо признаков техники. Даже без электрочайника и телевизора. Зато соблазнительно пахнет свежим жаренным мясом.

– Как же так, бабуля? – простонал Голыщенко, сидя за столом посреди комнаты, где под потолком слабо горела тусклая лампочка. – Как ты живешь без телефона?

– Живу, милок, уже давно. Тут раньше линия проходила. Но потом вона перестала работать.

Хома с друзьями переглянулись. История выглядит до ужаса неправдоподобно.

– Бабушка, а у соседей есть телефон? – спросил Панчинков.

– Где ты тут заметил соседей? – мрачно буркнул Хома. – Дом-то один.