– Другие места – другие вещи^>21, – философски заметил кто-то неподалеку.

В открытой двери переулка стоял дородный японец в измазанном рыбой фартуке. В каждой его руке было по огромному пакету с рыбными отходами. Коты тут же прекратили свои распри и обступили его с людоедским блеском в глазах, явно отведя ему роль жертвы спонтанного кошачьего насилия.

– Я даже объяснять ничего не буду, – сразу предупредил я японца. – Но мне очень нужно позвонить – просто до жжения в одном месте.

Японец важно кивнул мне и так же важно показал за угол переулка.

– Бесполезный – как фонарь днем^>22, – добавил он.

– Я, что ли? – не понял я.

– Таксофона, – снисходительно пояснил японец.

– О. Ладно. Ну, я пошел. Спасибо.

– Завтра подует завтрашний ветер^>23, – назидательно произнес японец на прощание.

– Спасибо, но я к вони сегодняшнего еще не привык, – мрачно пробурчал я.

За моей спиной послышались истошные кошачьи вопли и характерные для ударов карате рычащие выдохи.

Я вышел на пустеющую улицу, на которой скучающие проститутки на русском языке спорили о роли миелина^>24 в нейронах, и нашел кабинку с таксофоном. Как и предупреждал японец, таксофон действительно был бесполезным – старым и отключенным. На лицевой стороне таксофона было нацарапано: «Вархириус^>25 – жив!»

– Ну и как мне позвонить с того, что незвонибельно?.. – приуныл я, разглядывая допотопное устройство связи.

Я вздохнул, нашел камешек, зачеркнул с его помощью «Вархириус» и нацарапал повыше «Цой».

– Вандализм в отношении муниципального имущества? Хих! Не слишком ли мелко для разыскиваемого рецидивиста, чуть не угнавшего самолет в Тверь? – хихикнул кто-то.

Возле меня стоял невысокий худой мужичок в дешевом плаще, под которым были такие же дешевые черный костюм с галстуком и пыльные ботинки. У него были просвечивавшие оттопыренные уши, высокий бугристый лоб с залысиной, тонкие губы, карие глаза, сальные волосы с чубом и заметное родимое пятно возле них. Бледное лицо мужичка при этом словно говорило: «Не подходи! У меня истерия, прогрессирующая шизофрения и нерешенный пример с логарифмической производной, которым я не побоюсь воспользоваться!»

– «Цой» – это какой-то русский глагол? – любознательно поинтересовался мужичок, копошась в обвисших карманах плаща.

– Цой – это заклинатель умов, сердец и времени, – серьезно ответил я, с подозрением следя за действиями мужичка. – А вот ты не много ли знаешь для того, кто не знает Цоя?

– Лесли, – галантно представился мужичок, накручивая указательным пальцем свой сальный чуб. – Лесли Прискок. Полагаю, по этому музейному экспонату ты хотел связаться с Козеттой Бастьен? Хих-хи! – И он протянул смартфон, на котором уже набирался какой-то номер. – Ржаной Алекс! У тебя минута на то, чтобы убедить журналистку-язву протянуть тебе фотоаппарат помощи – как она протянула его в самолете с трутнем, спародировавшим ее внешность!

– Да ты… – Я не выдержал и схватил Лесли за грудки. – Ты еще что за поганка?! Откуда ты знаешь меня и Козетту?! Откуда знаешь про самолет?! Что ты знаешь о трутнях?!

Лесли воровато вынул из нагрудного кармана помаду-электрошокер и легонько ткнул меня ею в бок. Разряд был несильным, но ощутимым. Я оторопело отпустил Лесли и потер ужаленное разрядом место.

– У поганки и трюк поганский – девчачий! – процедил я, собираясь наложить Лесли «макияж» его же «помадкой»

– Пятьдесят секунд, Ржаной Алекс! – радостно напомнил Лесли и для вида покрасовался электрошокером побольше.

– Алло? Кто это, м-м? – вдруг раздался голос Козетты из телефона. – Багет вам всем в зад! Хватит уже названивать и молчать! Извращенцы! Я всего один раз снялась для того журнала!