Нет, нельзя отчаиваться. Она здесь не умрет. Она контролирует свою судьбу и не будет впустую страдать здесь. Ее враги не станут ее погибелью. Никакие чудовища из леса ее не остановят.

Она твердит себе это так часто, что не уверена, верит ли до сих пор.

Амиша шутливо толкает ее кулаком в согнутое колено, а потом запрыгивает на кровать рядом. У нее капелька чая на коралловых губах.

Она такая хорошенькая, что все девицы в караване сгорели бы от злости и зависти при виде нее. Вечно-юное лицо, вздернутый маленький носик. Губы, мягкие, как у сказочной героини. И эти локоны на плечах…

Торн понимает, что и правда долго игнорировала ее. Что не замечала кое-чего важного.

– Амиша… почему ты не золотая?

Инатт золотой. Белый Рашалид блестит оттенками белого же золота. Все здесь исполнены в графитно-золотом и его вариациях, но эта девушка была совсем другой.

Ее лицо оборачивается восковой маской, пусть и всего лишь на мгновение. Она смеется нервно, коротко, и ерошит седые пряди, прежде чем ответить:

– Сама-то как думаешь, Торн? Я не отсюда, как и ты.

Она моргает.

– Но ведь ты… – «одна из них», почти говорит Торн, и тут же осекается. Они ловят своих. Она видела среди тех пленников в почти горячечном сне даит-аин с серебристыми стружками волос, даит-аин в городской одежде из Бастиона. Они ловят всех.

– …тоже реликт? – Амиша усмехается, верно угадывая ее истлевшие в воздухе слова. – Милая, это совсем, совсем не одно и то же. Ты гораздо ближе к ним, чем я.

Торн непонимающе хмурится. Качает головой, как бы говоря: «Я не понимаю». В чем разница?

– Ты из Города или…

– О, нет, что ты, не настолько «не отсюда», – она смеется. Касается руки Торн на горячей чашке чая. Ее рука такая маленькая и теплая. – Я из другого Двора, милая. Я дитя Металла и Крови, Двора Сумерек. Но я попалась одному из местных грискорнцев в одну из их трофейных охот-гонов. И вот я здесь.

Добыча. Амиша была… такой же добычей. Но ведь она была такой свободной, ходила где хотела, и все ее знали.

– Ты… – она не уверена, что корректно спрашивать такие вещи, но необходимость понять не дает ей покоя. – Тебя просто украли сюда, чтобы…

– О, нет, милая, ты совершенно правильно поняла. Меня украли на тех же основаниях, что и тебя, как развлечение, которое рано или поздно закончилось бы. Свою свободу мне пришлось заработать.

Заработать! Свободу можно заработать!

– Как?..

– Я убила своего владельца. А потом того, кто заявил права на меня.

Торн замолчала. Набрала полный рот чая, чтобы как-то оправдать молчание.

Это не ее вариант. Так она не сможет. Она не может убить Эрратта Туиренна.

– Не удивляйся, – Амиша пожимает плечами и удобно устраивает голову у Торн на плече. – Только такие чудовищные меры могут спасти тебя в этом чудовищном Дворе. Мне пришлось действовать по их животным правилам.

Этого, пожалуй, Торн еще меньше ожидала услышать.

– А в других, выходит, иначе?

Амиша аж подскакивает на месте от возмущения:

– Конечно! Вы там, за лесом, совсем ничего о нас не знаете? В мой Двор никогда не крадут чужаков ради развлечения! Мы охотимся, да, но мы никогда не совершаем набеги на беззащитных, только чтобы развлечься и выбросить потом то, что осталось, за пределы леса!

– Хорошо, хорошо! Я поняла! – проще было согласиться, хотя Торн казалось крайне сомнительным, что где-то есть плохие реликты, а где-то хорошие. Она кивнула еще раз, на всякий случай.

– И в моем Дворе нет разницы, к какому виду ты принадлежишь. В моем Дворе эгидианцы и грискорнцы не могут распоряжаться такими, как я и Инатт, просто потому что мы рождаемся с телами. Здесь, Торн, полукровка вроде тебя имеет больше прав, чем даит-аин.