Наутро он проснулся с головой, гудящей, как реактивное сопло, но в то же время Борис Алексеевич осознал себя совсем земным человеком, русским мужиком, и немного поутихла в сердце жгучая жажда возвращения к родному розовому небу. Он решил, что коль так распорядилась судьба, жить здесь можно, и работы ему хватит. И земной, и небесной, дабы изучить и осмыслить особенности и причуды расы человеческой в местном обличии.

С той поры началось земное бытие посланца созвездия Козерога Ю-во, или по-нашему, Бориса Алексеевича Каверзнева. Он вполне успешно переходил с курса на курс. Еще не получив диплома, из помощника сделался лаборантом, затем и сам заимел помощника-студента. Такие науки, как математику, физику и химию, он знал, конечно, гораздо лучше, чем ректор и директор его институтов, вместе взятые. Но во время учебы он хоть и слыл прилежным и способным учеником, но никак своих выдающихся знаний не проявлял. Борис Алексеевич спокойно плыл по студенческой жизни, балансируя между хорошистом и отличником, участвовал в шумных вечеринках, не сторонился общественной жизни – собирал различные взносы – честно и аккуратно. Кстати, общественные науки давались ему наиболее тяжело. Борис Алексеевич заучивал наизусть труды классиков сами знаете чего, историю партии тоже вызубрил до буковки. Ему было интересно понять – как же живут люди в той стране, куда он попал? Кое-что было ясно, но отдельные шероховатости не давали ему покоя. Особенно непонятно было пришельцу, что это за зверь такой – коммунизм, и когда он к ним заявится. Тут он чуть было себя не выдал в первый раз. Взял да и спросил на семинаре:

– А скажите, товарищ, электрификация в нашей стране завершена?

– Завершена, – был ответ.

– И советская власть повсюду, верно?

– Да, конечно, – был ответ.

– Значит, уже настал коммунизм?

– Конечно, но вы невнимательно читали, товарищ Каверзнев, – мягко и подтвердил, и возразил преподаватель. – Коммунизма мы пока построили первую стадию, а вторая наступит тогда, когда… – ну, и терпеливо повторил известную мысль о способностях и потребностях, однако посмотрел недобро.

– А не кажется ли вам лозунг «каждому по потребностям» весьма спорным? – понесло Бориса Алексеевича. – Реализация подобной модели возможна в двух случаях – либо при средних сильно заниженных потребностях подавляющей массы членов общества, пусть и условно-добровольных, либо при подлинном изобилии, стремящемся к бесконечности. Но в последнем случае мы вступаем в противоречие с необходимостью рационального использования природных ресурсов, какими бы разнообразными и безграничными они не казались. Неконтролируемое изобилие неизбежно приведет к экологическому коллапсу, если не к изменению самой сути природы, ее глубинной энергетической структуры.

Борис Алексеевич покачал головой и произнес в задумчивости, как бы разговаривая сам с собой:

– Да, как-то это непонятно, – надо еще подумать. Мысль-то заманчивая, но как быть с энтропией? Как быть со стремлением к состоянию равновесия, несмотря на непрерывность развития?

И спокойно сел на место, не замечая ни бледных лиц вокруг, ни зловещей до густоты тишины. Очнулся он только тогда, когда услышал грохот – это преподаватель упал в обморок. Сорокалетнего товарища отвезли в больницу и больше его, кстати, никто не видел, хотя и о его смерти не слышали.

До старости Борис Алексеевич ругал себя за ту выходку – ведь его жизнь висела на волоске! Подумать ему, видишь ли, захотелось! Ну и думай себе на бревнышке в саду, а так-то зачем! Подверг сомнению евангелие! Съел на завтрак ляжку священной коровы! И, главное, преподавателя было жалко – вот по этому поводу Борис Алексеевич переживал сильнее всего.